Наконец, ранним утром четвертого дня, они прибыли на остров, не уединенный и необитаемый, как другие, а полный звуков и энергии, шума и суеты. В гавани стояли корабли под английскими флагами, на причалах, заставленных бочками, толкались рабы и свободные люди, стояли повозки и экипажи, громоздились товары. Фиби поблагодарила своего провожатого и храбро побрела к берегу, приподняв тяжелые юбки. Она не имела никакого понятия, куда идти разве что вперед. Она так и поступила.

Фиби туристка из другого века бродила по грязным, залитым помоями улицам, пока не высохли ее платье и обувь. Она миновала лавки свечного мастера, портного, корабельную контору, склады. Однако самым заметным зданием оказалась «Корона и лилия» видимо, популярная таверна.

Собрав всю оставшуюся храбрость, Фиби переступила порог таверны и оказалась в шумном сумраке, в котором смешались запахи солода и пота, табачного дыма и сивухи. Фиби направилась прямо к стойке, где коренастый человек в грязной рубашке и дешевом напудренном парике отпускал оловянные кружки, доверху наполненные пивом.

– На пару слов, красотка, – сказал он, прежде чем Фиби успела вымолвить хоть слово. – Для тебя тут найдется подходящая работа, если ты умеешь поднести кружку и держать свои мысли при себе. Поговори с мистрисс Белл, она даст тебе тюфяк и что-нибудь поесть.

Чувствуя, как пылают щеки, Фиби удержалась от того, чтобы в бойких англо-саксонских выражениях отчитать трактирщика за то, что он имеет наглость разговаривать с ней таким тоном, и прошла между столами в заднюю часть таверны. Ей нужно найти работу, если она хочет выжить в этой странной одиссее, и для начала можно разносить выпивку в «Короне и лилии». Конечно, на повышение надеяться нечего, но об этом можно подумать позже. Сейчас ей нужна только чистая постель и пропитание.

Мистрисс Белл оказалась толстой общительной женщиной в домотканом платье. Своими грубоватыми, добродушными манерами и копной седых волос она напомнила Фиби одну из ее любимых героинь фильмов сороковых годов Ма Кеттл в исполнении Марджери Мэйн.

– Меня зовут Фиби Тарлоу, – объявила девушка, надеясь, что ее речь звучит как у обыкновенной женщины восемнадцатого века, но понимая, что это не так. Проницательный взгляд мистрисс Белл сразу же остановился на ее коротких волосах. – Я ищу работу. И крышу над головой.

Пожилая женщина прищурила глаза. – Я тебя не знаю, – сказала она своим грубым, громким голосом. – Ты невольница, сбежавшая от хозяина? Откуда ты?

Фиби проглотила комок. – Я ни у кого не служила, – ответила она ровным голосом. – Я приехала из места под названием Сиэтл. – Возможно, было бы лучше солгать, но она не умела кривить душой, это всегда было привилегией Джеффри. – Я умею делать тяжелую работу, – прибавила она. – Я работала официанткой в столовой колледжа.

Миссис Белл хрипло фыркнула. – Колледжа? – иронически усмехнулась она, как будто это было невозможно. Разумеется, в 1780 году это действительно было не возможно. – Ты можешь чистить и мыть котелки и чайники и состряпать наваристую похлебку из того, что окажется под рукой?

– Смогу, если нужда заставит, – кивнула Фиби.

Мистрисс Белл снисходительно усмехнулась. – А если кто-нибудь, королевский солдат или бунтовщик, предложит тебе разделить с ним постель?

– Я откажусь, – сказала Фиби.

– Ну да, – кивнула мистрисс Белл. – Я тоже так думаю. Пойдем со мной, милочка, я покажу тебе твою комнату. На кухне есть горшок с тушеной олениной, можешь подкрепиться. Но только никакого пива, пока не выполнишь дневную работу. Поняла?

Фиби и не подумала отказываться. Она кивнула, радуясь, что так быстро нашла работу, и поднялась за мистрисс Белл по грубо сколоченной лестнице.

Ее комната оказалась душной каморкой под крышей, едва ли намного большей, чем средних размеров уборная в квартире двадцатого века. В ней имелись грубая деревянная кровать, потрепанное одеяло, а также таз и кувшин на шатком умывальнике. Под кроватью нашелся ночной горшок, а на стене единственный гвоздь для ее гардероба, который состоял ровно из двух платьев.

– Спасибо, – искренне поблагодарила Фиби. Хотя она ужасно тосковала по Дункану и Старухе, эту жалкую каморку, по крайней мере, не приходится ни с кем делить. Тяжелая дверь была снабжена засовом, и, как бы трудно ей ни приходилось, она каждую ночь могла найти здесь приют, зная, что платит за него своим трудом.

– Ты странная девушка, – заметила мистрисс Белл, подняв седые кустистые брови. – Откуда ты родом? Из Сиэтла, так ты говорила?

– Из Бостона, – сказала Фиби, обнаружив, что все-таки может солгать не моргнув глазом, если этого требуют обстоятельства. Она надеялась, что такой ответ не запишет ее автоматически в патриоты, хотя, конечно, принадлежала к их числу. Насколько она помнила, в Бостоне тори было не меньше, чем бунтовщиков. Представители обеих групп, как правило, следовали велению своей совести, и те и другие считали себя лояльными гражданами. Так что это был всего лишь вопрос семантики.

– Значит, ты знаешь Сэмуэла Адамса? И прочих смутьянов?

– Только понаслышке, – осторожно ответила Фиби и положила свой узелок на кровать с таким видом, будто заявляла право собственности на эту жалкую каморку. «Американская история, страница сто первая, – подумала она с усталой улыбкой. – Сэмуэл Адаме, известный пятнами от яиц на лацканах, а также талантами предводителя, несгибаемым характером и выдающимся умом». – А вы тори, мистрисс Белл?

– А ты? – спросила августейшая особа.