— Не больно-то у вас большой опыт верховой езды, а, сэр? Да вы не сидите сиднем, понимаете, вы лучше подпрыгивайте в такт его бегу…

— Так он же трясется как в белой горячке… — пожаловался я.

— Да, аллюр у него неплохой. И вы подпрыгивайте в такт…

Я стал кое-как подпрыгивать, хотя удовольствия мне это не доставляло. Мы рысили к западу по рю Сент-Кэтрин, неотвратимо приближаясь к центру города. Я поинтересовался, куда именно мы направляемся, и Роуленд назвал адрес, который мне ни о чем не говорил: названия этой улицы я раньше никогда не слыхал. Да и какая собственно разница, подумал я. Сколько бы неудобств ни доставляла мне эта верховая прогулка, в ближайшие дни, недели, а может быть и месяцы моя жизнь будет протекать с еще меньшими удобствами.

К обвинению в похищении человека я не мог отнестись серьезно. Конечно же, пан Ежи рано или поздно снимет это дурацкое обвинение. Но и без него ситуация была весьма критическая. Меня ожидали те еще удовольствия…

А исчезновение Минны, размышлял я, таило в себе куда большую опасность, чем я мог сразу предположить. А что если кубинцы расстреляли ее во внутреннем дворике у стены? А что если аргентинские гаучо похитили ее, чтобы продать в рабство? А что если тайные агенты Литовской Советской Социалистической Республики признали в ней законную наследницу литовского престола? А что если в израильском павильоне нашлись умники, решившие использовать кровь этой невинной христианской малютки при выпечке кошерного кулича? А что если…

Черт! Я ведь сам согласился отправиться в Монреаль и разнюхать ситуацию в кубинском павильоне, хотя Шеф и намекал мне на возможность отбояриться от этого задания, а теперь получается, что его просто невозможно выполнить! Все пошло сикось-накось, и как только меня бросят в застенки, которые канадская королевская конная полиция приготовила для американских похитителей людей, я вообще выпущу ситуацию из-под контроля, и тогда все вообще полетит к чертям собачьим, и я уже ничего не смогу исправить…

Бывают в жизни ситуации, когда мыслительный процесс вянет на корню, и человек разумный неумолимо превращается в безмозглое животное, которое способно лишь рефлекторно или инстинктивно реагировать на внешние раздражители. Посему, хотя меня так и подмывает сказать, что я тщательно спланировал все то, что потом произошло, я, будучи человеком честным, не могу опуститься до такой наглой лжи. Просто так вот случилось…

Мы приближались к перекрестку рю де Сент-Катрин и рю де ля Что-то-там. Нам горел зеленый. Том на Кавалере уже миновал перекресток, а мы, то есть Роуленд и я верхом на Принце Гарри, только приступили к маневру. Я обхватил коня за шею и чувствовал себя как последний идиот. Сержант Роуленд одну руку положил мне на плечо, а второй придерживал поводья, Принц же Гарри, в свою очередь, припустил, как я теперь полагаю, резвой рысью.

В общем, я перехватил поводья, дернул и резко их отпустил, после чего клещом впился Роуленду в руку — в районе локтя и предплечья. Правда, выпрямиться я не сумел, а Принц Гарри, ощутив, что поводья ослабли, внезапно сильно рванул вперед, и я, получив столь необходимое мне ускорение, совершил серию лихорадочных телодвижений: точно в эпилептическом припадке задергал плечами и головой, одновременно вскинув руки вверх, отчего сержант КККП Уильям Роуленд вначале перелетел через мою голову, затем через голову Принца Гарри и уж напоследок впечатал свою собственную голову в мостовую.

Я отпрянул назад, чтобы занять освободившееся седло. Это у меня получилось, прямо скажем, не больно элегантно: я упустил из виду, что у седла имеется лука, но в конце концов я все-таки очутился в искомом месте и правой рукой сжал поводья. По правде сказать, я точно не знаю, в какой именно руке всаднику следует держать поводья, ну да это неважно. Потом я попытался поймать мысками ботинок болтающиеся стремена, но безуспешно. Тогда я просто натянул поводья, повернув голову Принца Гарри вправо, вонзил пятки ему под ребра, и благородный конь дернул по рю де ла Что-то-там таким галопом, точно кто-то ему шепнул на ухо, что за углом его ждет-не дождется объятая любовным томлением кобыла.

Ни жив ни мертв, я кое-как держался в седле. Ей-богу, если бы я спланировал этот смертельный номер заранее, мне следовало бы адресовать Всевышнему благодарственную молитву, но об этом я как-то не подумал.

К числу несомненных достоинств лошади относится то, что она не в большей мере склонна задавать вопросы, чем автомобиль, и, подобно автомобилю, так же послушно перемещается в нужном вам направлении. Принц Гарри проявил себя молодцом. Не обращая внимания ни на изумленные восклицания пешеходов, ни на отчаянные крики «Тпру!» сержанта Роуленда, ни даже на несколько просвистевших над нашими головами пуль, он прижал уши и понесся вскачь так резво, точно на карту была поставлена его лошадиная жизнь. И моя тоже.

Вполне вероятно, что моему скакуну просто захотелось продемонстрировать свои завидные ходовые качества. Едва ли служба в конной полиции давала была сопряжена с частыми скачками по центральной части Монреаля. Тем не менее Принц Гарри вел себя так, будто всю жизнь провел на ипподроме. Его не напугали ни крики, ни выстрелы, ни легковушки и грузовики, и даже неуклюже скрючившийся в седле идиот не мог сбить его с уверенного галопа. Мы проскакали добрых три квартала, когда я снова натянул поводья. Теперь я вновь обрел способность разумно мыслить, ну и, понятное дело, все испортил: мне захотелось направить Принца Гарри влево, а я случайно дернул за правый повод — мы и понеслись направо. И в конце концов финишировали на улице с односторонним движением, хотя, слава богу, никто нас не оштрафовал.