— Я изменю внешность.

Она оживилась:

— Можно грима раздобыть. Думаю, что у Рода есть. Я сумею наложить. Для начала усы...

— Усы я уже днем пробовал, причем настоящие. Не то. А грим он и есть грим, как искусно его ни клади. Только привлекаешь внимание... Подожди-ка секунду.

Я подошел к шкафу, незаметно вытащил парик и кепку и выскочил в ванную комнату. Там я примерил их перед зеркалом и совершил театральный выход. Рут ждала в комнате.

Я начал церемонно раскланиваться, но парик и кепка свалились у меня с головы. Она громко расхохоталась, чересчур громко, громче, чем заслуживало мое представление.

— Смешно, но не очень, — сказал я.

— Не обращай внимания! У меня, наверное, истерика начинается. Пара заколок, и порядок. Неудобно, если потеряешь волосы на улице.

«Ничего я вчера не потерял», — подумал я, но промолчал. Надо было раньше рассказать о моей вылазке, а сейчас не стоит — неловко.

Из квартиры мы вышли около девяти. В карманах у меня было заветное кольцо с инструментами, резиновые перчатки и рулон клейкой ленты, которую я нашел в аптечке у Рода. Я вовсе не собирался бить стекла в окнах, но такая лента незаменима, если придется проломить окно. Поле предстоящей операции не было мной изучено, я понятия не имел об офисе мистера Мартина. Рут раскопала на дне своей сумки несколько заколок и прикрепила парик мне к волосам. Теперь я мог кланяться хоть до земли, не боясь его потерять. Она хотела проделать то же самое с кепкой, но я категорически воспротивился.

Закрыв дверь, я взял у Рут ее ключи и запер все три замка. Прежде чем бросить связку в сумку, она повертела ее в руках.

— Только подумать: целых три замка, и ты открыл их без ключей.

— Я — талантливый малый.

— Оно и видно.

Ни на лестнице, ни в подъезде нам никто не попался. Воздух на улице был свежий, чистый и ни на градус не теплее, чем вчера ночью. Я чуть было не сказал это вслух, но вовремя спохватился: для Рут я вчера никуда не выходил. «Представляю, как хорошо выползти на свежий воздух после того, как двое суток безвылазно просидел дома», — тараторила она. «Да, хорошо», — мямлил я. «Ты, наверное, здорово нервничаешь? — говорила она. — Еще бы, если на каждом углу тебя полицейский высматривает!» — Это она, конечно, преувеличивала, тем не менее, я соглашался: «Да, нервничаю, но не так, чтобы очень». После чего она взяла меня под руку, и мы пошли рядышком.

С Рут было безопаснее. Если кто и обращал на нас внимание, то видел молодого мужчину под ручку с девицей, а когда глаз натыкается на парочку, то никому не придет в голову, что перед ним — находящийся в бегах опасный преступник. Я чувствовал себя гораздо свободнее, чем вчера ночью. Рут поначалу волновалась, но через несколько кварталов совершенно успокоилась и сказала, что ждет не дождется, когда мы полезем в контору агента.

— Кто это — мы, хотел бы я знать?

— Ты и я, дурачок, кто же еще?

— Не-а, и не надейся. Кто у нас взломщик? А ты всего только соучастница. Твое дело держать лошадей наготове, или, попросту говоря, стоять на шухере.

Рут опять надулась:

— Это нечестно. Главное удовольствие только себе самому!

— По положению и заслугам.

— Да, но две головы лучше, чем одна. А четыре руки лучше, чем две. Вдвоем мы скорее прочешем местность.

Пришлось напомнить Рут пословицу насчет семи нянек, но она не сдавалась и продолжала спорить. Тем временем мы дошли до перекрестка Шестнадцатой улицы и Шестой авеню. Из четырех угловых зданий я отыскал глазами административное, а как раз наискосок от него заметил кафе, конечно же, фирмы «Рикер».

— Там ты меня и подождешь, — сказал я Рут. — Заберись в кабинку, выпей кофейку. Хотя я не убежден, что здесь он самый лучший.

— Не хочу я никакого кофе!

— А с кофейком возьми английскую булочку.

— Я не голодна.

— Тогда, может быть, пирожное с черносливом. «Рикер» славится пирожными с черносливом.

— Правда?

— Почем я знаю. Дай мне сигнал фонарем из окна. Один — если сушей, если морем — два. Рут Хайтауэр на том берегу... Ты чего?

— Ничего.

— Знаешь, как называется спектакль, в котором занят Род? «Два, если морем». А я буду на другом берегу. Не бойся, не задержусь. Одна нога здесь, другая там. По-быстрому вошел, по-быстрому вышел — вот мой девиз.

— Понятно.

— Но он пригоден только для взлома. В других областях человеческой деятельности у меня и тактика другая.

— Правда? Ну-ну...

У меня было легко на душе, да и в мыслях была легкость необыкновенная. Я по-дружески поцеловал Рут, тихонько подтолкнул ее в сторону кафе и расправил плечи, готовясь к бою.

Здание было двенадцатиэтажное, однако человек, который ставил его, в то время считал, надо полагать, свое творение небоскребом, — такое оно было старое. Сооруженное некогда из белого камня и украшенное чугунным литьем, оно было покрыто накопившимися за несколько десятилетий слоями копоти. Теперь таких домов не строят, и правильно делают.

Я оглядел дом с противоположного тротуара. Ничто не вызывало тревогу. В большинстве офисов, выходивших на улицу, было темно. Только в нескольких окнах горел свет: засидевшиеся адвокаты и бухгалтеры, уборщицы, приводящие в порядок столы, опоражнивающие мусорные корзинки, протирающие полы... За конторкой в узком вестибюле с мраморным полом сидел седой негр в малиновой ливрее и читал газету, держа ее в вытянутой руке. Несколько минут я следил за ним. За это время никто не вошел в здание с улицы, и только один человек вынырнул из лифта и приблизился к конторке. Он нагнулся над ней на несколько секунд, потом выпрямился и, выйдя из подъезда, потопал по Шестой авеню к центру.