Когда она снова открыла глаза, солнце стояло уже высоко, и его лучи лились в комнату словно расплавленное золото. Жара казалась удушающей. Тело Фелиситэ покрылось испариной, на лбу выступили капельки пота. Она подняла руку, чтобы сбросить простыню.

Морган тут же напрягся, словно это легкое движение заставило его пробудиться ото сна. Повернувшись, девушка бросила на ирландца пристальный взгляд. Ее карие глаза выражали тревогу и еще какое-то чувство, которое можно было принять за напряженное ожидание. В ответ он долго рассматривал ее, прежде чем успокоиться, в уголках его губ появилась слабая улыбка.

— Вчера ночью мне почудилось, — тихо проговорил он, — что я вижу тебя в бреду, но, похоже, я ошибся.

— Насчет этого я не уверена, — усмехнулась Фелиситэ. — А потом, это случилось не вчера ночью, а сегодня на рассвете.

— Мне кажется, все длилось гораздо дольше, — тихо сказал он, устремив взгляд на молочно-розовые холмы ее грудей, открытых из-за нестерпимой жары.

Глаза Моргана посветлели, загорелое лицо обрело нормальный цвет, только тело его блестело от пота. Простыни же были насквозь мокрыми. Это доставляло Фелиситэ еще большее неудобство, чем утренняя жара.

Неожиданно поняв, в чем дело, она спросила:

— Вы… У вас больше нет жара?

— Ничего удивительного, если учесть, как за мной ухаживали и каким отличным лекарством меня лечили.

— Вы хотите сказать… — начала было Фелиситэ и тут же замолчала, высоко вздернув подбородок, увидев на его губах двусмысленную ухмылку, слишком явно выдающую то, что он имел в виду. — Я вовсе не собиралась этого делать!

— Не собиралась? Тогда зачем пришла? Почему ты оказалась у меня в комнате?

— Я не собиралась убивать вас в постели, если вы это имели в виду. Честно говоря, я просто подумала, что если вы умрете, мне придется иметь дело с испанской бюрократией, а это слишком утомительно для меня!

— Понятно, — проговорил Морган, и его лицо сразу помрачнело. — Я обещаю, что в моих силах избавить тебя от этого занудства.

Бросив на него подозрительный взгляд, Фелиситэ отодвинулась в сторону и села на кровати.

— Спасибо. Значит, мне останется лишь сожалеть, если я больше не буду зависеть от вас.

— Еще бы, — согласился Морган, приподняв бровь. Увидев, что девушка старается не прикасаться к нему, он оглядел свое тело. — Боже мой, я же мокрый как мышь! Где черти носят этого Пепе? Раньше он бы уже сто раз успел здесь побывать.

— Если мне не изменяет память, вы сами выставили его вон, — напомнила Фелиситэ.

— Точно. Только ему не следует понимать мои слова слишком буквально.

— Он наверняка был настолько потрясен, что просто потерял рассудок.

— Вряд ли, — сухо возразил Морган.

Что он имел в виду? Что его слугу не так просто удивить? Или ему часто приходится видеть своего сеньора в постели с женщиной? Последняя мысль неприятно задела Фелиситэ.

Морган сел на постели.

— Что случилось с твоей девчонкой? Почему она до сих пор не утопила нас в шоколаде?

— Возможно, она решила, что такому больному, как вы, необходимо как следует отдохнуть.

— Я всегда быстро поправляюсь, — проговорил он, словно извиняясь, хотя в его глазах появилось удивленное выражение.

— А может, — продолжала Фелиситэ, — Ашанти испугалась, что вы откусите ей голову?

— Так оно и есть. — Морган притворился, что не понял ее слов. — Здесь, наверное, у тебя одной такой дрянной характер. Я в этом только что убедился.

— Дрянной характер? У меня?

В ответ он ласково улыбнулся и тут же громко закричат:

— Пепе! Черт побери, Пепе, иди сюда!

Фелиситэ быстро юркнула под простыню. В эту минуту дверь, ведущая в смежную со спальней комнату, распахнулась.

— Да, мой полковник?

— Где ты пропадал? И где шоколад для мадемуазель?

— Я ждал, пока вы проснетесь и позовете меня, — ответил слуга с обиженным видом. — А еще я сказал Ашанти, что ей также следует подождать, когда ее хозяйка сделает то же самое.

— Что ж, как видишь, мы проснулись, — заметил Морган. — Принеси нам шоколад. К тому же я хочу вымыться.

— Вымыться? Но если мой полковник будет так часто купаться, он сделается слабым словно новорожденный, — возразил слуга.