Кэтрин посмотрела на него, но не ответила.

Ее очень волновало, что приходится подозревать Дельфию, ведь они так давно уже вместе. Ей казалось, они были подругами, насколько положение служанки и хозяйки это позволяло. Но в то же время какая-то часть жизни служанки была для Кэтрин тайной. Она от нее что-то скрывала, никогда не рассказывала, как проводила свободные часы. До сего времени Кэтрин не обращала на это внимания.

Вполне возможно, что она проводила вечер с мужчиной. С Омаром или с другим. Кэтрин сама дала ей молчаливое согласие, отослав после наступления темноты. Дельфия была не тем человеком, кому легко вскружить голову. Кэтрин надеялась, что он не причинит ей вреда, а только отвлечет от них с Рованом.

Она заметила, что Рован держит руку на животе. По-видимому, вывихнутое плечо беспокоило его, и он пытался скрыть это.

Она сказала:

— Там, на умывальнике, лауданум, если у вас болит плечо.

— Я видел. Скорее всего, он не понадобится, но очень разумно иметь это лекарство под рукой.

— Дельфия принесла его для моей головы после истории с экипажем. — Она немного поколебалась, затем продолжила: — Я давно хотела поговорить с вами об этом, но не было возможности. Не думаете ли вы, что случаи со мной и с вами подозрительно похожи?

— Да, я думаю об этом, — сухо ответил Рован.

— Что бы это значило?

— Ваш муж, кажется, стремится сохранить в тайне способ появления на свет наследника. Но, несмотря на это, трагический случай с кем-либо из нас может помешать этому и наследника в Аркадии не будет. Человеку, организовавшему этот самый несчастный случай, не суждено узнать, что не бывать счастливому событию…

— Один из нас мог погибнуть.

— Это уж точно затруднило бы нашу любовную связь, — сказал он в шутку.

— Но как кто-то мог узнать обо всем?

— Я думаю, Дельфия все знала.

— О, да, но… — она остановилась. — Если нам нужно быть осмотрительнее, я думаю, ваш Омар также в курсе.

— Да. Итак, кто еще? Если никто ничего не мог подслушать, сложите два и два — будет четыре человека.

— Мне кажется, что Льюис что-то подозревает. Но если это хоть как-то выплыло наружу, тогда в курсе дела может быть любой.

— Это уж точно.

Она услышала, как глубоко он вздохнул. Интересно, не оттого ли, что вынужден делить с ней постель? Ей рассказывали, что у мужчин более сильные и более неуправляемые физические потребности, нежели у женщин, поэтому дразнить и искушать их крайне несправедливо.

— Мне очень жаль, если для вас это трудно или опасно.

Рован приподнялся на одном локте.

— Вам меня жаль? Не надо. Вы бы лучше, если вас мучает совесть, рассказали, что знаете о моем брате. Именно это, как вы помните, привело меня сюда.

Он ждал. Когда она не ответила, он протянул к ней руку. Через мгновение она поняла, что он дотронулся до локона ее волос, который лежал на сабле. Он взял его, нежно намотал на палец, а сам в темноте смотрел на нее.

— Почему вы мне не расскажете? Что заставляет вас молчать?

Ей было очень трудно произнести хоть один звук, даже если бы она хотела говорить. Но ей этого не хотелось. Она отвернулась от него, он тоже откинулся назад и грустно сказал:

— Вы не виноваты. Я ведь здесь из-за моего брата. Что сейчас происходит — на моей совести.

Его брат. Даже сейчас он стоял у нее перед глазами. Интересный, улыбающийся молодой человек, нежный, сильный. Он был так уязвим, так открыт в своей страсти, словно никогда не любил до этого. И у него не было никакой защиты против боли.

Смерть. Почему она забирает себе лучших? В жизни так много неправильного, если она забирает прекрасных и невинных, а злые и преступные процветают. Если бы можно было хоть что-то исправить!

Она заговорила в темноту:

— Жиль убил человека в Англии, на дуэли из-за женщины. Это было около пятнадцати лет тому назад. Его семья все сохранила в тайне, отвезла его на берег и посадила на корабль до Луизианы. Там был его друг со времен Оксфорда, мой отец. Он, приехав, вложил все в землю и накопил состояние.

— Это имеет хоть какое отношение к Теренсу? — попробовал задать вопрос Рован.

— Я думала, что вы должны это знать. Вы когда-нибудь дрались на дуэли до смерти?

— Только до первой крови. Мое понятие о чести не признавало смерть человека на дуэли.

— А разве приходится выбирать? Чтобы выбрать — ранить человека или убить его, нужна меткость и высокое мастерство. А также мужество рисковать своей жизнью — принять смерть от руки другого человека. И выдержка — драться ради защиты чести, а не ради мести.