– Так, – сказал Велет.

– Что нужно делать?

– Подойди к злыдню, положи ему руки на плечи и внимательно гляди прямо ему в глаза. Я рад, Нурион, что ты принял такое решение. Это хорошая смерть.

– Прощайте, – обвел всех спокойным взглядом Нурион. – Я желаю вам справиться. Помните, что последнее Окно необходимо уничтожить, – вы давали мне в этом клятву, так что поскорее возвращайтесь. И передайте людям, эльфам и… всем, что я любил их, – с этими словами Нурион отбросил посох и твердыми шагами направился к злыдню.

«Это несправедливо! Никто не должен умирать!» – крик застрял у Гошки в горле. Мальчик вдруг понял, что буквально прирос к земле и не может сделать ни шагу, а также, что у него начисто пропал голос.

«Это Велет, – обреченно подумал Гошка. – Старый великан хочет скорей покончить с этим делом и совсем не хочет, чтобы ему помешали».

Тем временем Нурион приблизился вплотную к злыдню и положил руки ему на плечи.

Все произошло в секунду.

Какая-то сила резко отбросила Нуриона от смереки на добрый десяток шагов, и он упал на спину.

Когда к нему подбежали, старый художник был уже мертв.

– Надо бы похоронить как-то человека, – растерянно проговорил Орест Галай. – Матерь божья, что это?!

И тут все увидели, как тело Нуриона стало постепенно погружаться в землю. Казалось, что оно просто-напросто тонет в этой карпатской земле, словно в какой-нибудь вязкой жидкости.

Вот на поверхности осталось только мертвенно-бледное лицо с внезапно заострившимся носом и выпятившейся нижней губой… но вот и оно исчезло, как будто и не было никогда на свете художника Нуриона, получеловека-полуэльфа.

– Не переживайте, – послышался слабеющий голос Велета. – Нурион долго жил и славно умер. Я позабочусь о его теле, которое вернулось в родную землю, а вас теперь ждут иные трудные заботы. Этого разумного с другой планеты больше нельзя будет заколдовать. Вас, надеюсь, тоже, потому что и ему, и вам я добавил много природной доброй силы, которая, к счастью, еще не иссякла на этой земле. И еще запомните: как только вы уничтожите источник злого колдовства, оно исчезнет само собой. Прощайте. Я очень устал и хочу спать. И больше не тревожьте мой сон, не тревожьте мой сон, не тревожьте… – голос Велета утих окончательно, и слышно было лишь, как ветер шелестит листвой на деревьях да перекликаются птицы в ветвях.

– Вот и все! – сказала звонко Шурка и заплакала во второй раз за это короткое время.

Старый Орест Галай помог соорудить немудреные носилки для злыдня, который после всех передряг потерял сознание, и проводил своих новых необычных знакомых на верхнюю точку полонины. Попрощавшись, он было попытался их перекрестить на дорогу, но вовремя вспомнил, что не всем из них это будет приятно.

– Ежели еще какая помощь потребуется… – начал он.

– Не беспокойтесь, дедушка, – мягко улыбнулся Илувар. – Дальше мы сами. Спасибо вам большое от всего нашего мира.

– За что это? – удивился старый гуцул.

– Вы стояли с нами в кругу, – просто сказал эльф, повернулся, сделал шаг и… исчез.

– Э… эй, погоди! – вскричал Гошка, заметив, что Рамсей собирается последовать за Илуваром. – Вы забыли, что мы не умеем пользоваться Окнами в обратную сторону!

– И верно, – смущенно почесал бороду Рамсей. – Как это я запамятовал? Думал, понимаешь, что это само собой разумеется и…

– Ладно, не оправдывайся, а лучше расскажи! – потребовал Роман.

– Это просто, – пояснил Рамсей. – Вы становитесь по возможности точно там же, где появились здесь, как можно яснее и отчетливее представляете себе то место, откуда пришли, и просто делаете шаг вперед. Если с воображением и памятью у вас все в порядке, то все должно получиться.

И все получилось.

Последним на Землю-два ступил Лес со злыднем на руках.

Возвращение было грустным – смерть Нуриона опечалила всех, но огонек надежды, затеплившийся после встречи с Карпатским Велетом, все же согревал сердца.

Еще не пришедшего в себя злыдня, чей обморок перешел в глубокий сон, отнесли в тень деревьев, а сами уселись неподалеку обедать, предварительно исполнив клятву, данную Нуриону: изрезали на мелкие куски и сожгли в костре картину-Окно.

– Чего я до сих пор не могу понять, – промямлил с набитым ртом Гошка (мясо и хлеб показались ему удивительно вкусными, что, впрочем, вполне соответствовало истине), – так это то, как мы понимаем друг друга. Ведь гуцул Орест, наверное, говорил на своем языке, и Велет тоже, а я их прекрасно понимал без всякого перевода.