– Начинай.

Нейронные зонды обвились вокруг моей головы. Наступила решающая стадия импринтинга.

– Во-первых, мне пришлось все утро отбиваться от Джинин Уэммейкер. Она рвется поговорить с вами.

Я моргнул, ощутив нечто похожее на щекотку. Дубликатор сравнивал мою нынешнюю Волну с заложенной в его памяти.

– Дело Уэммейкер закончено. Контракт выполнен. Если у нее вопросы по расходам…

– Маэстра полностью оплатила счет. Никаких претензий, никаких уверток.

От удивления я чуть не сел.

– На нее не похоже.

– Возможно, мисс Уэммейкер заметила, что вы были резки с ней сегодня утром. А потом еще отказались принимать ее звонки. Тем самым вы укрепили свою позицию и стали в положение диктующего условия. Возможно, ее тревожит тот факт, что она слишком часто провоцировала вас. Наверное, опасается, что лишится ваших услуг навсегда.

В рассуждениях Нелл что-то было. Я мог обойтись без маэстры. Не так все плохо, чтобы хвататься за любое предложение.

Гудение тетраграматрона усилилось – аппарат снимал мой симпатический и парасимпатический профили.

– Какие услуги? Я уже сказал, что дело закончено.

– Очевидно, она придерживается другого мнения. Ее предложение – ваша высшая ставка плюс десять процентов за конфиденциальную консультацию сегодня после полудня.

Я задумался, хотя принимать ответственные решения во время импринтинга не рекомендуется, потому что в мозгу возникают случайные токи и поля.

– Что ж, если будет настаивать, сделай контрпредложение. Высшая ставка плюс тридцать процентов. Или так, или никак. Если согласится, пошлем Серого.

– Серый разогревается. Эбенового готовить?

– Хм. Дороговато получается. Может быть, Серый успеет пораньше закончить с Уэммейкер и вернется домой, чтобы помочь здесь.

– Но нам все равно нужен Зеленый… Нелл остановилась, не закончив.

– Есть звонок. Срочный. От некоей Риту Лизабет Махарал. Вы знаете эту женщину?

И снова я едва не сел, что закончилось бы весьма печально для процесса трансфера.

– Познакомился сегодня утром.

– Могли бы сказать мне.

– Ладно, Нелл, соединяй.

На стене вспыхнул экран, и на нем возникло лицо юной ассистентки вика Каолина. Она вовсе не казалась успокоенной, как час назад, когда мы расстались.

– Мистер Моррис… то есть Альберт…

Она запнулась, поняв, что застала меня не в самый подходящий момент. Многие относятся к процессу дублирования как к некоему глубоко интимному делу и смущаются, словно увидели, как ты одеваешься.

– Извините, что не встаю, мисс Махарал. Если дело срочное, я сделаю перерыв. Или позвоните попозже…

– Нет, простите за беспокойство, я не знала… но… у меня плохие новости.

Об этом она могла бы и не говорить – я так и понял с первого взгляда. Что ж, попробуем угадать.

– Ваш отец?

Риту кивнула, и на глазах у нее появились слезы.

– Нашли его тело…

Она судорожно вздохнула.

– Настоящее? – Вот уж неожиданность! – Не копию, которую я видел? Так ваш отец мертв?

Риту кивнула:

– Вы не могли бы прислать вашего двойника? В поместье Каолина. Говорят, что это несчастный случай, но я уверена, что папу убили!

Заметки на ходу.

Если бы это тело было настоящим, то какой-нибудь случайный прохожий мог увидеть, как шевелятся мои губы, или услышать мой шепот. Но говорить в микрофон неудобно и неприятно. Тебя могут подслушать. Поэтому все мои двойники снабжены устройством безголосовой записи.

И теперь я один из них.

Проклятие.

О, не обращайте внимания. Я всегда немного брюзжу, когда поднимаюсь с прогревающего лотка, беру с вешалки бумажный костюм, просовываю руки и ноги, еще не остывшие и пышущие влитыми в них силой и здоровьем, в рукава и штанины, зная при этом, что я копия, жизнь которой ограничена одним днем.

Конечно, я помню, что делал это тысячи раз. Часть современной жизни, вот и все. Но все равно я чувствую себя мальчишкой, которому родители вручили список поручений на день и объявили, что сегодня никаких игр, а только дела, дела, дела. Разница с мальчишкой в том, что големы Альберта Морриса имеют хорошие шансы свернуть себе шею, идя на риск, которому он никогда не подверг бы настоящее тело.

Маленькая смерть. Никто и не заметит. Никто и не всплакнет.

И отчего это я так сумрачен?