Шрифт:
А затем произошло самое ужасное.
С последним приливом сил Джош стал указывать на меня, потрясая руками и кивая то в одну, то в другую сторону. Губы шевелились беззвучно, но казалось, Экер во весь голос сыплет самыми чудовищными угрозами и проклятиями. При этом из горла вырывалось лишь какое-то жуткое бульканье, не смолкавшее до тех пор, пока не лопнул бледно-красный пузырь на губах.
И тогда лицо Джоша как-то мгновенно набухло и почернело, а глаза еще больше выпучились, будто вот-вот вывалятся из орбит.
Он еще раз странно скособочился, дико всплеснул руками и умер. Тело вытянулось на полу, как прибитое гвоздями, — сам не знаю, почему такое сравнение возникло у меня в голове.
К несчастью моему, эта картина надолго запечатлелась в памяти!
Джош так и застыл неподвижно. Полуприкрытые глаза больше ничего не видели. Я знал, что это — смерть. Джош Экер лежал на полу, но его уже не было. А то, что распласталось у нас под ногами, — лишь оболочка, мертвая материя — все, оживлявшее ее, заставляя думать и чувствовать, ушло!
— Он мертв, — тихо сказал кто-то.
— Да, мертв, — строгим, официальным тоном повторил кто-то еще. — Бедный Джош мертв.
Один из мужчин встал на колени и закрыл ему глаза, потом взял раскинутые в стороны руки, сложил их на груди покойника.
— Ничего не трогайте, — громко скомандовал другой житель Кэтхилла. — Ни к чему не прикасайтесь, пока не придет шериф.
— Теперь это не имеет значения, — возразили ему. — Мы знаем, кто убил Джоша Экера!
Глава 11
ДУХ ТОЛПЫ
Джошу Экеру пришел конец. Я рванулся к двери маленькой комнаты, чувствуя, что и меня постигнет такая же участь, если сию секунду не окажусь на открытом воздухе.
И только я собрался задать стрекача, как увидел за дверью Бобби Мид. Она стояла, скрестив на груди руки и слегка опустив голову, и с любопытством смотрела на меня. Губы девушки кривила грустная и насмешливая улыбка.
Тут кто-то злобно рявкнул:
— Мы знаем, кто убил бедного Джоша Экера, и он здесь, в наших руках!
— Мы должны схватить его! — заорал кто-то другой.
И внезапно масса народу наводнила все пространство между мной и дверью, преградив путь к отступлению.
Я замер на месте, не в силах ничего сделать и с тоской взирая на перегородку, отделявшую закуток — она была футов десяти высотой, — так что не перепрыгнешь!
Но я все еще не терял надежды. Ведь я был прав! Конечно, если вообще уместно говорить о правоте человека, лишившего жизни себе подобное существо. Если бы я сумел ясно изложить этим людям все факты…
Но когда я всмотрелся в их лица, меня охватил озноб. Много лет назад мне уже довелось увидеть такое выражение человеческих лиц: когда, совсем мальчишкой, я попал в новую школу и на первой же большой перемене столкнулся с компанией школьных хулиганов, их вместе со мной мгновенно окружила толпа других ребят, с любопытством ожидавших развития событий.
На большинстве физиономий тех, кто стоял передо мной сейчас, читались те же звериная ненависть, безжалостность и упоение чужими болью и страданием, какие видел я в глазах тех мальчишек много лет назад. Но теперь все было гораздо хуже, потому что подобные чувства овладели не детьми, а взрослыми мужчинами.
А когда человек вдруг отбрасывает все, что было в нем человеческого, все представления о морали и ответственности и отдается грубым инстинктам, он и выглядит, и ведет себя хуже любого зверя.
Еще никто не прикоснулся ко мне, но по свирепому блеску их глаз я понимал, что кэтхильцы готовы сейчас же разорвать меня на куски.
— Послушайте, люди, — обратился я к ним, еще надеясь все объяснить. — Вы заблуждаетесь. Эту историю начали Экеры. Они искали неприятностей, приключений. И когда…
Но мне не дали договорить.
— Заткните ему глотку! — распорядился чей-то громкий голос.
И мгновенно тяжелый кулак заехал мне прямо в лицо, отшвырнув к самой перегородке и полуоглушив.
В сознание меня привел дикий хор ревущих вокруг голосов. Рев вырывался из каждой пасти. Еще не вполне придя в себя, я смотрел вокруг сквозь легкий туман, но видел лишь неистовствующую толпу со злобными, безумными глазами, ужаснее которых и представить нельзя.
Тот, кто взялся командовать этой толпой, снова заговорил. Это был высокий, плотный мужчина, сюда он, похоже, пришел не из зала, а откуда-то с улицы. По крайней мере, судя по увенчивавшей голову незнакомца широкополой черной шляпе. Еще я обратил внимание на его бледное, вытянутое лицо и удивительно важную манеру держаться, — ни дать ни взять министр или священник. И говорил он так же — глубоким, уверенным голосом, тщательно выделяя и подчеркивая каждое слово, да и жестикулировал совсем как служитель культа: медленно, плавно, важно простирая руки над толпой.