— Хвала богам, что мы целы, — сказал дом Стефан. — За это тебе следует поблагодарить своего брата, Дамон. Это он спас нас.

— Я всегда рад видеть его в родных стенах. — Дамон-Рафаэль повернулся и по-родственному обнял брата. — Добро пожаловать, Эллерт. Надеюсь, ты вернулся к нам здоровым и избавившимся от болезненных фантазий, свойственных тебе в детстве.

— Ты ранен? — спросил дом Стефан, с тревогой глядя на Эллерта. — Тебе было больно, я видел.

Эллерт вытянул руки перед собой и посмотрел на них. Огонь не коснулся его физически, но мысленное прикосновение к взорвавшемуся устройству отдалось в теле, возбудив болезненную пульсацию. Красные пятна ожогов покрывали ладони до запястья, но боль, хотя и жгучая, казалась лишь отголоском недавнего кошмара. Он сфокусировал на ней сознание. Боль уменьшилась, и багровые отметины начали бледнеть.

— Позволь мне помочь тебе, брат, — попросил Дамон-Рафаэль. Взяв пальцы Эллерта, он сосредоточился. Под его прикосновением следы ожогов совершенно исчезли, кожа приобрела нормальный оттенок. Лорд Элхалин улыбнулся.

— Я доволен, — сказал он. — Мой младший сын вернулся домой настоящим воином, и теперь старший и младший стоят вместе, как подобает братьям. Сегодня Эллерт действовал молодцом, и я благословляю…

— Отец! — Эллерт бросился вперед, когда голос дома Стефана внезапно пресекся на высокой ноте, а затем перешел в хрип. Старик задыхался. Его лицо потемнело и искривилось от судорог. Потом он обмяк, соскользнул на пол и замер.

— О, отец! — прошептал Дамон-Рафаэль. Охваченный мертвящим ужасом, Эллерт поднял голову и впервые разглядел то, что упустил из виду в первые суматошные мгновения: зеленые портьеры, обшитые золотом, огромное резное кресло в дальнем конце зала.

«Так, значит, мой отец умер в собственном доме, а я даже не знал этого, пока не стало слишком поздно… Мое предвидение было верным, но я неправильно истолковал причину… Даже знание будущего не помогает предотвратить его…»

Дамон-Рафаэль опустил голову, содрогаясь от беззвучных рыданий.

— Он умер, — прошептал он, протянув руки к Эллерту. — Наш отец ушел к Свету.

Братья обнялись. Эллерт весь дрожал от потрясения, вызванного внезапным и реальным повторением картины, столь часто представавшей перед его внутренним взором.

Повсюду слуги один за другим преклоняли колени и поворачивались к братьям. Дамон-Рафаэль, с окаменевшим от горя лицом, усилием воли совладал с подступавшими рыданиями и гордо выпрямился, слушая ритуальную формулу:

— Наш лорд умер. Многие лета новому лорду!

Эллерт тоже преклонил колени и, как было положено по закону, первым принес присягу на верность новому верховному лорду Элхалина, Дамону-Рафаэлю.

Стефан, лорд Элхалин, упокоился на древнем кладбище у берегов Хали. Весь род Хастуров из Нижних Доменов, от Эйлардов из Валерона до Хастуров из Каркосы, пришел воздать ему последние почести. Король Регис, согбенный от старости и выглядевший слишком немощным даже для верховой езды, стоял рядом с могилой младшего брата, тяжело опираясь на руку своего единственного сына.

Феликс, наследник трона Тендары и короны Доменов, подошел обнять Эллерта и Дамона-Рафаэля, называя их «дорогими кузенами». Феликс был изящным, женственным молодым человеком с золотистыми волосами и бесцветными глазами. Вытянутое узкое лицо и тонкие запястья указывали на присутствие крови чири. После чтения отходных молитв последовала пышная церемония похорон. Затем старый король, сославшись на возраст и слабое здоровье, уехал домой, но Феликс остался, тем самым оказывая честь новому лорду Элхалину, Дамону-Рафаэлю.

Даже лорд Риденоу прислал гонца из Серраиса, предлагая непрошеное перемирие сроком дважды по сорок дней.

Эллерт, пригласивший гостей в зал, неожиданно заметил знакомое лицо, хотя никогда не видел его раньше. Темные волосы, словно грозовое облако под голубой вуалью; серые глаза, полускрытые такими густыми и длинными ресницами, что казались черными, как глаза животного. Глядя на женщину, чье лицо преследовало его в течение многих дней, Эллерт ощутил странное стеснение в груди.

— Приветствую тебя, родич, — вежливо сказала она, но юноша не смог опустить глаза, как того требовал обычай в обществе незнакомой незамужней женщины.

«Я хорошо знаю тебя. Ты являлась ко мне во снах и наяву, и я уже более чем наполовину влюблен в тебя…» Эротические образы, неподобающие для этого места и времени, смущали Эллерта, и он безуспешно боролся с ними.

— Родич, — снова произнесла красавица. — Почему ты так странно смотришь на меня?

Кровь бросилась Эллерту в лицо. Конечно же было невежливо так смотреть на незнакомку. Он внутренне содрогнулся при мысли, что она может обладать лараном, может различить своим внутренним зрением мучившие его образы.