Пол, стоявший рядом с ларанцу, услышал, как тот буркнул:

— Чудеса, да и только! Кто бы мог подумать, что мальчишка, лупивший всех подряд, уважавший только силу, вырастет до понимания политических задач.

В этот момент хорошенькая рыжеволосая девушка пробилась сквозь толпу мужиков, поклонилась Барду.

— Этот дом, — сказала она, — принадлежит моему отцу. Если позволите, я угощу вас вином из подвала.

— Рад, очень рад, — откликнулся Бард, — тем более рад принять этот кубок из твоих ручек, красавица. Угости вином и офицеров моего штаба.

Он улыбнулся ей, и девушка в свою очередь ответила ему улыбкой.

Пол усмехнулся про себя, вспомнив, какими лестными эпитетами награждали своего полководца солдаты — вот уж бабник так бабник, никакая юбка перед ним не устоит. Тут его мысли обратились к лерони, размещенным на другом конце деревни в отдельно стоявшем доме. К ним еще приставили четырех часовых, чтобы никто не осмелился побеспокоить их. Даже Бард, еще раз усмехнулся двойник.

Девица между тем отправилась за вином, мужики разошлись, офицеры поднялись в дом. Строение было каменным и, к удивлению Пола, опрятным внутри. В это время в дверь решительно постучали, и после приглашения вошла сестра меченосица. Ее алая туника была подобна знамени.

— Лорд-генерал!.. — прямо с порога выкрикнула она и упала на колени перед Бардом. — Киллгардский Волк, я требую справедливости!..

— Если ты из тех, кто сражался на нашей стороне, ты ее получишь. Что случилось? Если кто-то в моей армии посмел коснуться тебя… я лично не считаю военный лагерь подходящим местом для порядочной женщины. Ладно, в любом случае, если ты воевала за Астуриас, ты находишься под моей защитой. Человек, покусившийся на тебя, будет кастрирован и повешен. Даю слово…

— Нет, господин, — ответила меченосица и коснулась рукой кинжала, висевшего на шее. — Я бы сама разделалась с подобным негодяем. Или мои сестры добрались бы до них. Дело в том, что в армии Серраиса служили наемницами наши девушки. Большинство из них бежали вместе с остатками разгромленной армии, но одна или две сестры были ранены, и с ними остались давшие обет. Я требую, чтобы с ними обращались достойно, как с почетными военнопленными, как того требует обычай. Одну из наших сестер уже подвергли насилию… Когда я обратилась к сержанту, чтобы он немедленно прекратил надругательство, он заявил, что если женщина вышла на поле боя, она должна знать, что в бою можно не только погибнуть, но и попасть в плен, а женщине в плен лучше не попадать.

Губы меченосицы дрожали от ярости.

Бард тут же вскочил.

— Я немедленно займусь этим! — махнув рукой Полу и еще двум офицерам, он поспешил к выходу.

Они проследовали за женщиной в красном. Повсюду в деревне толпились солдаты, за околицей, поближе к ручью, выросли палатки, вокруг стоял шум, но раздавшийся в этот момент женский вопль перекрыл и этот ровный гул. Группа мужчин собралась возле одной из палаток, грубые, непристойные шутки, смех доносились с той стороны. С другой стороны летела отчаянная ругань — оттуда к палатке сквозь толпу солдат пыталась прорваться группа женщин.

— Что здесь, черт побери, происходит? А ну-ка назад!

По толпе тут же побежал шепот: «Лорд-генерал, Киллгардский Волк…»

Бард откинул полу палатки, вошел, и тут же оттуда один за другим вылетели два солдата. Прокатились кубарем и остались сидеть в пыли. Внутри палатки рыдала женщина в изорванной одежде. Бард, выйдя наружу, тихо сказал что-то одному из офицеров, затем громко крикнул:

— С этого момента и навсегда приказываю… Гражданским лицам никаких насилий не чинить. Над пленными не издеваться. — Затем он кивнул в сторону тех, кто сидел на земле. Они были совершенно пьяны и тупо мычали, видно, пытались что-то сказать. — Кто знает этих ублюдков? Пусть немедленно заберут их, дайте им протрезветь.

Недовольный шум покатился по рядам солдат. Кто-то выкрикнул:

— А что мы такого сделали? Что мы, хуже других? Это же обычай войны. На каком основании вы запрещаете пользоваться трофеями, генерал Волк?

Бард повернулся на голос и, ткнув в ту сторону пальцем, спросил:

— Кто это сказал? Выйди-ка сюда… — Когда никто не откликнулся, Бард продолжил: — Только не надо про обычаи. Вы имеете право взять их оружие, не более того. Так что не лезьте к женщинам. Тем более к военнопленным… Повторяю еще раз. — Он указал жестом на кучку одетых в алое меченосиц. — Любой, кто посягнет на честь давшей обет верности Ордену, кто посмеет прикоснуться к меченосице, сражавшейся за свободу Астуриаса и достоинство короля Аларика, будет кастрирован и потом повешен.

Однако женщина, явившаяся в штаб, вновь повалилась в ноги Барду.

— Неужели эти негодяи, — она указала на двух пьяных солдат, — которые издевались над нашими сестрами, не понесут заслуженного наказания?

Бард отрицательно мотнул головой:

— Я остановил безобразие. Мои люди действовали по неведению. Наказаны они не будут. Но если еще кто-нибудь прикоснется к пленным, с ним поступят, как того требует приказ. Что сделано, то сделано. Я не намерен предоставлять те же права женщинам, которые сражались против меня. Враг есть враг, что в противном случае подумают обо мне в армии? Что я из ума выжил? Если ваш Орден желает принести клятву на верность союзу с Астуриасом, это правило будет распространяться на всех наемниц. В противном случае — нет!.. Хотя, — тут он на мгновение примолк, потом, обращаясь к солдатам (их уже собралась толпа), добавил: — Чтобы в этом деле была полная ясность, приказываю — всякий, кто причинит вред пленному или пленной; всякий, кто преступит в обращении с ними установившийся обычай, будет выпорот и лишен платы за три месяца. Ясно? — гаркнул он и недовольно поморщился, заметив, что меченосица решила протестовать. — Хватит, я сказал. Хватит распрей. Занимайтесь своими делами, солдаты. Сегодня был трудный день, храбрецы! Хвалю!..