Адам имел в виду и то, что для индейцев наступили совсем тяжкие времена, и то, что сам он уже не молод и строже относится к себе. Одно дело юношей — принимать участие в любовных играх молодежи, и другое — уже зрелым человеком выказывать знаки внимания индейским девушкам и одиноким женщинам. Не раз случалось Адаму преодолевать соблазн, когда ему на шею бросалась очередная хорошенькая абсарочка. Незаконному ребенку он не сможет дать полноценное и достойное воспитание, а значит, не стоит и рисковать. В клане нет жестких моральных норм, и мать-одиночка косых взглядов не вызывает — родственники просто обязаны помогать ей растить ребенка. Но Адама, сколько бы он ни содействовал воспитанию незаконного отпрыска, будет вечно терзать чувство, что он чего-то недодал ему. Словом, как прикинешь взрослым умом возможные осложнения, так и заложишь не в меру сластолюбивые руки за спину. Да и отошел он от клана — проводит в нем намного меньше времени, чем в молодости.

Словно опять угадав его мысли, Весенняя Лилия сказала:

— Никто не принуждает тебя, Тсе-дитсира-тси, постоянно оставаться в становище. Просто позволь мне иногда доставлять тебе удовольствие…

— Расскажи-ка мне лучше о братниных детях. Доставь мне это удовольствие. И не искушай меня тем, чего я взять не вправе.

— Чего не хочешь взять, упрямец! Вот рассержусь и возьму тебя силой! Я крепкая! Очень!

Адам рассмеялся.

— Ну, сегодня ночью у нас будет нечестный бой. Я смертельно устал.

— Еще бы тебе не устать! Эта желтоглазая все соки из тебя повытянет. Джеймс сказал, что последние дни ты вообще не спал — она от себя не отпускает.

— Уж очень длинный язык у Джеймса! — досадливо вздохнул Адам. Но при одном упоминании восхитительной Флоры Бонхэм кровь весело заиграла в его жилах.

— Что Джеймса корить? Он правду говорит, — хмуро бросила Весенняя Лилия. — Тсе-дитсира-тси, хоть имя ее назови.

— Да будет тебе! Уехала она.

— Насовсем? — пытливо заглядывая ему в глаза, спросила подруга его юных дней. — И как же ты без нее жить-то станешь?

Адам молча потупился. Пауза затягивалась. Наконец он со вздохом сказал:

— Как, как… Как прежде. Жил как-то раньше… К тому же вот и Люси у меня есть. Дочь и родной клан — это уже немало.

— Стало быть, с графиней кончено?

— Искренне уповаю, — с кривой усмешкой произнес Адам. — Так давно хотел с рук сбыть, что никак в свое счастье поверить не могу… Однако ж ты здорова мучить вопросами сонного человека. Иди к своим детишкам, а допрос отложи до утра, когда я буду посвежее.

— Не думай, что отделался от меня, Тсе-дитсира-тси! До утра так до утра. Но я и дальше буду терзать тебя — пока не скажешь «да».

— Только этого мне и не хватало, — усмехнулся Адам. — Целеустремленной женщины рядом со мной.

— Смейся, смейся, — с задорной улыбкой отозвалась Весенняя Лилия. — И все же моя решимость тебе бы помогла. Короче, к завтраку жди меня — и детишек.

Тут он просто-таки расплылся в улыбке.

— Только, чур, готовишь ты!

— Стану я с детьми есть твою стряпню! А потом дашь Медвежонку урок верховой езды.

— Что еще прикажете? — ехидно спросил молодой человек.

— И волосы мне расчешешь, — сладким голоском невозмутимо ответила Весенняя Лилия.

— Ха! Выдумала! — воскликнул Адам, улыбкой смягчая грубость своих слов. — Ищи другого патлы тебе чесать!

— А вот и поищу!

— Хоть я и валюсь с ног, но ум за разум у меня еще не зашел!

— А своей желтоглазой патлы чесал?

Увы, нет, вздохнул про себя Адам. Если и случалось проводить гребнем по Флориным великолеп-ным волосам, то всегда наспех, торопливо приводя в порядок ее прическу. А для абсароков именно это величайший знак любви — когда мужчина расчесывает волосы женщины.

— Нет, — печально промолвил он.

— Э-э, похоже, желтоглазая ранила тебя в самое сердце.

Адам раздраженно мотнул головой.

— Хватит тебе, Весенняя Лилия. Ничего серьезного. У огня, что она зажгла в моей крови, недолгая жизнь.

Легко сказать, да на деле не все так просто. Ушла Весенняя Лилия, и лег он спать, но не шел сон. Адам ворочался, вспоминал свою «желтоглазую» — ее фиалковые глаза, ласковый веселый голос, роскошное тело… А эти интонации куртизанки в интимные минуты!

Чуть задремлет — и опять что-нибудь вспомнится, и опять сна как не бывало.

Кончилось тем, что он стал педантично перебирать в уме все грядущие мероприятия по охране лагеря: где и кого поставить, на каком расстоянии и сколько людей потребуется. О Флоре Бонхэм думать непозволительно — отвлекает от главного. А главное сейчас — безопасность племени.

Посты в своем воображении он провыставлял до самого рассвета, который не заставил себя ждать.

Когда в щели между кожами пробился первый жидкий свет, Адам встал, откинул полог и вышел из вигвама. В лагере все спало. На траве поблескивала роса. Пахло можжевельником. Безупречно голубое небо обещало теплый день. Покой — это хорошо. Здесь на них неожиданно не нападут. В ближайшей хижине во сне коротко рассмеялся ребенок. И Адам невольно улыбнулся.