В ответ я схватил его за предплечье и потащил к дверям.

– Что ты себе позволяешь?! – Красавчик попытался вырваться, но не тут-то было. Он плохо знал капитана Лео Глуца.

Я отпустил его только, когда мы оказались в коридоре.

– Не надо со мной шутить, – проворчал я, – да, у меня покладистый характер, но, если я выйду из себя, тебе придется туго.

– Я только хотел привести себя в порядок, – с достоинством проговорил Красавчик, приглаживая комбинезон. – Принять душ…

– Вот разберемся с управлением этой посудиной, и можешь отмокать в душе хоть целые сутки.

Креторианец ничего не ответил. Сложил руки на груди и изобразил оскорбленное достоинство.

– Ты и так слишком хорошо выглядишь, – заметил я, – так и тянет сломать тебе нос.

Красавчик испуганно прикрыл нос рукой.

– Не бойся, – я криво усмехнулся, – пока мы в одной команде, твой нос будет в порядке. Идем.

Мы направились к каюте федерала. Я припал к двери.

– Ты все еще здесь?

– Да-да, я здесь, Лео, – с готовностью отозвался он.

– Значит так. Я здесь не один. Мы тут формируем отряд единомышленников. Если ты хочешь к нам присоединиться, я готов рассмотреть вопрос о твоем освобождении.

– Хорошо, очень хорошо. Конечно, я хочу.

Вкрадчивые интонации мне не понравились. Не иначе он решил сменить тактику. Но кто знает, что от него ждать. Я оглянулся на Красавчика. Креторианец придерживался того же мнения. Провел ладонью под подбородком – мол, лучше убить обманщика. Подобной кровожадности от утонченного соблазнителя я никак не ожидал.

– Кое-кто из наших считает, что тебе нельзя доверять, – сказал я. – Предлагают пустить тебя в расход.

Последовала пауза.

– И много вас там? – поинтересовался федерал.

– Достаточно, – уклончиво ответил я. – Скажи-ка лучше, у тебя есть доступ к рубке управления?

– Откуда у простого… – начал он.

– Если не хочешь отсюда выйти, ты на правильном пути! – рявкнул я. – Я же сказал, тебя раскусили. Повторяю, у тебя есть доступ к рубке управления?

– Есть, – ответил он после секундного замешательства. – Выпустите меня, я покажу.

Красавчик отрицательно замотал головой.

– Очень хорошо, – сказал я, – поступим так. Ты дашь нам доступ, а мы тебя выпустим.

– Так не пойдет, – запротестовал он, – сначала отпустите, а уж доступ я вам обеспечу.

– Ты, похоже, хочешь со мной поиграть?! – рассердился я. – Очевидно, ты плохо понимаешь расклад. Ты на самом краю, парень. Либо ты даешь нам доступ в рубку и присоединяешься к нам, либо мы тебя грохнем. Правительство далеко. А мы здесь, рядом. Сам говорил, мы в одной лодке. Вот и соображай…

– Я должен подумать, – отозвался федерал через некоторое время.

– Не самый умный парень, – сказал я креторианцу. – Кого только не берут в федеральную службу…

– В коррекционных школах их, что ли, вербуют? – поддержал Красавчик.

– А потом последние мозги отбивают во время спецподготовки.

– А я раньше, пока не столкнулся с системой, полагал, что большинство служащих органов безопасности – очень тонкие и интеллектуальные люди, – поведал креторианец.

– Толстые и тупые.

– У меня нет доступа к рубке, – послышался угрюмый голос из-за двери, – его ни у кого нет.

– А зачем врал?! – Я вздохнул. – В корабельной механике ты, хотя бы, разбираешься?

– Нет…

– Тьфу ты. Чему вас только учат?

– У нас специализация. Я – личный телохранитель. Шестой дан ситорю.

– Шестой? – удивился я. – Чего ж со мной тогда не справился?

Федерал не отозвался, только вздохнул.

– Придется тебе пока посидеть, – сказал я. – Потом решим, что с тобой делать… Давай-ка перекусим, – обратился я к Красавчику.

Мы переместились на камбуз, а затем в кают-компанию. Из еды на борту имелись только питательные пайки Б-12. Но я и им был несказанно рад.

Колоссальные запасы сухого пайка внушали оптимизм. Федеральные службы, судя по количеству жрачки, запланировали наши возвращение. Хотя от них можно было ожидать и предусмотрительности со знаком минус. Например, отравить нас всех после того, как миссия будет завершена. Корабль, смекнул я, стоит больших денег. Новая современная посудина. Им куда проще вернуть нас, – если не всех, то, по крайней мере некоторых, – и потом бросить в тюрьму. Жизнь сапиенса, особенно если он оступился однажды, в Федерации ничего не стоит.