Однако праздники стоили много денег, а государство обеднело после всего случившегося в последние годы. Мазарини, как уже говорилось, назначил вместо умершего герцога Вьевиля двух главноуправляющих финансами — графа Сервьена, подавшего полезный совет заменить ядом опиат для коадъютора, и Фуке в награду его брату аббату и ради успокоения парламента. Мазарини к ним и обратился. Сервьен стал в тупик, а Фуке только этого и ждал. Как человек богатый и понимающий в финансах, жаждущий власти и золота, поскольку с одним приходит и другое, а вместе они доставляют если не счастье, то, по крайней мере, удовольствие, Никола Фуке поднялся и заявил, что ежели будет угодно обратиться к нему по этому поводу, то он найдет деньги не только для праздников и войны, но и для церемонии, о которой по бедности казны не смеют думать, то есть для коронации. Мазарини любил смелых и решительных людей, особенно когда они брали на себя ответственность, и дал все полномочия Фуке, который с этого времени стал единственным и настоящим министром финансов. Через три месяца Фуке сдержал все свои обещания, и Мазарини вверил ему не только государственные финансы, но и попечение о своем собственном имуществе.

Время, назначенное для коронации, наступило и теперь только увидели, какая пустота будет окружать коронование Луи XIV. Герцог Орлеанский, изгнанный в Блуа, отказался приехать только для церемонии, если не примут его условия, а так как на это не соглашались, то на его присутствие рассчитывать не приходилось. Принцесса де Монпансье не могла присутствовать при торжестве без своего отца. Осужденный на смерть принц Конде командовал испанскими войсками, а принц Конти, предчувствуя затруднительность своего положения, просил и получил позволение, оставив жену, принять начальство над Руссильонской армией. Кардинал Рец сидел в тюрьме. Тысячи знатных дворян или последовали за принцем Конде, или злобились в своих поместьях, а все Монморанси, Фуа, Ла Тремуй, Колиньи, как говорили потом, блистали «своим отсутствием». Однако Мазарини решил ввиду отсутствия первых актеров заставить вторых играть их роли. Благодаря Фуке было главное — деньги, и церемония совершилась в Реймсе с обычными обрядами. На другой день король получил орден Св. Духа, который тут же пожаловал своему брату, а на третий день он, как помазанник Божий, совершил обряд возложения рук на больных зобом, числом более 3000.

После коронации Луи XIV отправился в армию. Собирались отобрать у принца Конде город Стене, и король хотел присутствовать при взятии крепости. Он прибыл в Ретель 28 июня, а оттуда направился в Седан, где осмотрел боевой лагерь. Полагали, что осада будет продолжительной и кровопролитной, но принц повел все свои войска против Арраса, оставив в городе небольшой отряд. Стене был взят и, возможно, этот успех стал причиной того, что Луи XIV впоследствии полюбил осады. Потом решили идти на испанцев; часть войска пошла на соединение с маршалом сюренном, другая, во главе с королем, получив все подкрепления, которые только смогли собрать, образовала два корпуса под командой маршалов ла Ферте и Оккенкура. Французы расположились вокруг испанцев и дали несколько незначительных сражений, готовивших генеральное, которое собирались дать в день Людовика Святого, в надежде, что предок короля и святой покровитель Франции будет споспешествовать славе французского оружия. Благочестие не обмануло французов: испанцы и лотарингцы были сбиты с позиций. Однако принц Конде, придерживавший свои войска для решительной минуты, со свойственной ему стремительностью бросился на победителей, показав, как всегда, чудеса рыцарственной храбрости, однако не спас ни артиллерии, ни обоза, оставшихся в руках французов, и не смог продолжить осаду Арраса, куда через несколько дней прибыл король, чтобы поздравить своих генералов и особенно Тюренна с победой. Потом Луи XIV вернулся в Париж и распорядился отслужить благодарственный молебен.

На другой день после этой церемонии, в которой французы приносили Богу благодарность за снятие осады с одного города и взятие другого, умер в полной тишине советник Бруссель, который лет пять-шесть назад с таким шумом играл роль народного защитника.

В то время как Луи XIV исполнял обязанности коронованного венценосца и наслаждался первыми успехами полководца, случилось важное событие. Кардинал Рец крепко сидел в Венсенне, но поскольку в это самое время умер его дядя, архиепископ Парижский, то он, как коадъютор, объявил свои притязания на это звание.

Дядя умер 21 марта 1654 года в 4 часа утра, а в 5 г-н Комартен с верительной грамотой от кардинала Реца, составленной по всей форме, принял архиепископство в свое владение. В 5 часов 20 минут в архиепископство прибыл от лица короля г-н Летелье, но уже было поздно.

Коадъютор и в тюрьме оставался серьезным противником, сохраняя отношения с приходскими священниками Парижа, которые во всякое время могли возмутить народ, и с высшим духовенством, которое, видя нарушение неприкосновенности церкви в лице одного из его членов, могло возглавить это возмущение. Сам папа Римский писал письмо за письмом с просьбами освободить кардинала Реца. К тому же в Венсенне случилось происшествие, увеличившее сострадательное внимание народа к арестанту. Капитул собора Богородицы попросил разрешить одному из своих членов состоять при кардинале, что было позволено. Выбор пал на каноника, который некогда воспитывался вместе с Гонди и которому он отдал свою пребенду, но этот достойный священник имел более приверженности, нежели силы, и тюремное заключение вскоре расстроило его здоровье. Заметив тревожные перемены, кардинал Рец хотел отпустить его, но тот решительно отказался. Спустя некоторое время каноник впал в лихорадку и на четвертый ее день в припадке меланхолии перерезал себе горло. В Париже разнесся слух об этой смерти как о следствии жестокой тюрьмы, и сочувствие к кардиналу усилилось.

При этих-то обстоятельствах умер архиепископ Парижский. Не теряя времени, оба великих викария кардинала Реца Поль Шевалье и Никола Ладвока во имя арестанта начали греметь с кафедры самыми зажигательными речами. Слушая их, приходские священники воспламенились, друзья кардинала поддержали и появилось небольшое сочинение, призывавшее всех парижских священников затворить церкви. Поскольку это своеобразное отлучение поддерживалось всеми, Мазарини испугался и начал переговоры. Представлялось необходимым получить от кардинала Реца прошение об отставке от должности архиепископа, для чего прибегли к угрозам. К арестанту явился начальник телохранителей г-н Навайль и обратился к нему с речью, которая, как потом говорил кардинал, была бы приличнее какому-нибудь are янычаров, нежели офицеру христианнейшего короля. Впрочем, кардинал привык к угрозам и пообещал Навайлю дать письменный ответ. Он действительно написал его ближайшей ночью и на другой день отправил его не только королю, но и своим друзьям, которые его напечатали и распространили по Парижу. Этот ответ, каждое слово которого было взвешено, произвел величайшее впечатление. К кардиналу Рецу прислали г-на Праделя, который взялся убедить его в различных выгодах отказа от архиепископства, предлагая в перспективе свободу и возвращение королевского благоволения. Прадель также не имел успеха, но, уезжая, распорядился по возможности облегчить условия заключения.

Спустя некоторое время в тюрьму прибыл президент Бельев. Уже накануне кардинал был извещен об этом и ждал с нетерпением, поскольку во время Фронды он часто имел с ним дело и знал, что в сущности президент скорее враг Мазарини. В самом деле, войдя и поклонясь кардиналу с таким благоговением, словно тот был на свободе и в могуществе, президент Бельевр сказал:

— Г-н кардинал! Я прислан к вам первым министром предложить аббатства Сен-Люсиан-де-Бове, Сен-Медар-де-Суассон, Сен-Жермен-д'Оксерр, Сен-Мартен-де-Понтуаз, Сент-Обен-д'Ож, де Барбо и д'Овиан, если только вы согласитесь подать просьбу об отставке от звания архиепископа Парижского. Потом, видя, что кардинал не ожидал подобного вознаграждения, продолжил: