— Вот как! — заметила Мария Медичи. — Бассомпьер представляет из себя короля, а король Бассомпьера!

— Это правда, мой дружок, — отвечал Анри IV на ухо своей супруге, — а вам, вероятно, хочется, чтобы он был королем?.. Что же! Тогда у вас будет муж моложе меня!

Бассомпьер был не только хорошим игроком, но постоянно счастливым в игре и так как он любил играть по-крупному, то каждый раз выигрывал у герцога де Гиза до 50 000 экю. Однажды супруга герцога предложила Бассомпьеру пожизненный пенсион в 10 000 экю с тем, чтобы он не играл более с ее мужем.

— Ах, сударыня, — отвечал Бассомпьер, — я от этого много потеряю!

Анри IV, несмотря на то, что ревновал Бассомпьера к своей супруге, очень любил и уважал его, поэтому, вероятно из ревности, отправил посланником в Мадрид. По возвращении в Париж посланник говорил, что имел торжественный въезд в испанскую столицу на муле, которого ему выслал испанский король.

— О, как было бы любопытно, — заметил Беарнец, — посмотреть на осла, сидящего на муле!

— Очень любопытно, ваше величество, — согласился Бассомпьер, — но вы забываете, государь, что я, как посланник, представлял собой вашу особу.

Чувствительность не составляла характерной черты графа Бассомпьера. Однажды, когда он одевался, чтобы ехать на балет, ему сообщили, что его мать умерла.

— Вы ошибаетесь, — холодно сказал он, — она не должна умереть ранее окончания балета.

Этот стоицизм тем замечательнее, что танцы были единственным телесным упражнением, которым Бассомпьер не овладел в совершенстве. По этому поводу герцог Анри II Монморанси, тот самый, которому отрубили голову в Тулузе, однажды посмеялся над ним на бале.

— Правда, — заметил Бассомпьер, — что у вас в ногах ума больше, нежели у меня, зато у меня в голове его больше, нежели у вас!

— Если у меня нет особой остроты в словах, зато у меня есть острая шпага, — отвечал герцог.

— Да, я это знаю, — сказал Бассомпьер, — ее вам передал великий Ан.

Бассомпьер обыграл одинаковое звучание слов Anne (Анн — одно из имен герцога Монморанси) и ane (осел). Противники пошли было драться, но их остановили.

В то время, когда герцог де Гиз хотел вступить в заговор против двора, герцог Вандом сказал графу Бассомпьеру:

— Вы, как обожатель сестры герцога де Гиза, герцогини Конти, без сомнения, возьмете его сторону.

— О, это ничего не значит! — отвечал Бассомпьер. — Я был любовником всех ваших тетушек, однако же из этого не следует заключать, что я люблю вас!

Уверяют, что Бассомпьер был столь же счастлив в любви к супруге Анри IV, как и в любви ко всем его фавориткам. Однажды король спросил его, какую должность при дворе он всего более желал бы получить.

— Должность обер-тафельдекера, государь, — отвечал он.

— Почему же? — поинтересовался Анри IV.

— Да потому, что он накрывает для короля, — сказал Бассомпьер, обыгрывая смысл предлога pour — и «для», и «вместо», и «за».

Когда Бассомпьер купил Шайо, чтобы принимать там двор, вдовствующая королева вместе со всеми статс-дамами приехала посетить его и внимательно осмотрела дом.

— Граф, — заметила она, — зачем вы купили этот дом? Он обойдется недешево!

— Государыня, — отвечал Бассомпьер, — я почти немец. Для меня это значит жить не в деревне, но в предместье Парижа, а я так люблю Париж, что никогда не хотел бы с ним расстаться.

— Но этот дом хорош, чтобы привозить сюда куртизанок, — сказала королева.

— Государыня, я и буду их сюда привозить, но бьюсь об заклад, что когда вы делаете мне честь вашим посещением, вы привозите их еще больше.

— Так, по вашему мнению, Бассомпьер, — засмеялась королева, — все женщины негодяйки и нет ни одной порядочной?

— Государыня, таких женщин много, — возразил граф.

— Ну, а я? — королева пристально посмотрела на него.

— О, вы, — сказал Бассомпьер, делая глубокий поклон, — это другое дело, вы — королева!

Королева-мать упрекала Бассомпьера за любовь к столице, говоря ему о Париже и Сен-Жермене:

— А я так люблю эти два города, что желала бы иметь одну ногу в Париже, а другую в Сен-Жермене!

— В таком случае, — заметил Бассомпьер, — я желал бы жить в Нантере. — Нантер, как известно, находится посередине между двумя этими городами.

Граф, будучи большим дамским угодником, был при этом и весьма вежливым. Один из его лакеев, увидев однажды даму, шедшую по двору Лувра, которой никто не нес шлейф ее платья, подбежал сам, говоря себе: «Пусть никто не скажет, что лакей графа Бассомпьера, видя даму в затруднении, не явился к ней на помощь!» И он нес шлейф дамы до самого верха лестницы. Этой дамой была г-жа де ла Сюз; она рассказала эту историю графу, который немедленно пожаловал лакея в камер-лакеи.