Вот мы и приехали. Я вышел из маленького автомобиля, который взял напрокат, и оглядывался в поисках человека, который помог бы мне найти могилу. Я увидел мужчину, чинившего двигатель экскаватора. Когда присмотрелся к нему, то узнал парня, учившегося в одной школе со мной, только в другом классе. У него была красноватая кожа с ярким румянцем, резкие черты лица и светло-голубые глаза. Я помнил, что встречал его в коридорах школы и на трибунах во время игр «Викингов». Но я совершенно забыл его имя.

— Ханк! — окликнул он. — Как поживаешь, приятель? Я тебя не узнал.

— Привет, — отозвался я. — Работаешь здесь?

— Шесть месяцев. Знаешь, когда земля замерзает, приходится нелегко. Вот прохлаждаюсь здесь с экскаватором.

— Похоже, мотор начинает нагреваться.

— Надеюсь, что да. — Он стер с руки машинное масло и поздоровался со мной. — Жаль твою маму.

— Спасибо. Да... Ты не знаешь, где ее могила?

Пока мы шли в южную часть кладбища, я заметил, что Джози осталась около машины. Она ждала, пока я позову ее или подам сигнал. Но я хотел найти могилу, увидеть ее и минуту побыть там один, ни с кем не разговаривая.

— Ты, наверное, не смог приехать на похороны, потому что был в Панаме? — спросил мой знакомый могильщик.

— Да.

— Уверен, ты им там хорошенько надрал задницы.

— Думаю, да.

— Посмотрим. Это где-то здесь... — Он нагнулся и смахнул снег с маленькой металлической дощечки с номером. — Не то.

— Могила моего отца там, — указал я в противоположную сторону кладбища.

— Да. Так-так... Но твоя мама лежит где-то здесь.

Наверное, это была идея Гудселла — похоронить их порознь.

Мы подошли к другому холмику, где несколько увядших маргариток придавили камнями, чтобы их не унесло ветром из прерий. Ваза с искусственными розами была опрокинута.

— Вот, — показал он. — Скоро должны привезти могильный камень. Не знаю, почему произошла задержка. Иногда такое бывает.

— Спасибо большое.

— В Панаме, наверное, очень жарко. Да, ханк?

— Да. Спасибо.

— Хочешь, угощу тебя пивом, когда ты закончишь?

— Я должен навестить родных. Но все равно спасибо.

— Мой кузен был там несколько лет назад. Сказал, что это настоящий Город Грехов. Говорят, там открывали массажные салоны даже во время войны. Это правда?

— Не бывал. Знаешь, сейчас мне хочется побыть немного одному. Спасибо.

— Конечно. Может, еще встретимся позже?

— Может быть.

— Ты сюда надолго?

— Не думаю. Слушай...

— Да, разумеется. — И он ушел.

«Вот она», — подумал я, глядя на грязь, снег и мертвые цветы на дощечке, где не было имени. Только номер. «Вот она», — я сделал глубокий вдох, с наступлением вечера воздух стал обжигающе ледяным.

Вдалеке хлопнула дверца машины, и этот звук раздался как выстрел.

Я повернулся и побежал к нашему маленькому «шевроле» и Джози, карабкаясь сквозь сугробы и сметая все на своем пути.

— В чем, черт возьми, дело? — закричал я. Она стояла спиной к машине, и я смотрел ей прямо в лицо. — Мне хотелось пять минут побыть на могиле матери, а ты хлопаешь дверцей и закатываешь истерику!

— Успокойся. Успокойся!

— Это ты успокойся! Черт!

— Здесь холодно. Ты забрал ключи с собой. Я просто собиралась включить печку.

— Возьми эти чертовы ключи! Забирай эту чертову машину!

— Курт, перестань.

Я бросил ей ключи.

— От тебя никакой помощи. Никакой. Ты хотела ехать со мной, хотела? Но зачем? Мне это не нужно. Совершенно не нужно. — Я изо всех сил ударил по крыше машины и почувствовал колющую боль в замерзших мышцах ладони и костях.

— Ах ты засранец! — Она прыгнула в машину, захлопнула за собой дверцу и заблокировала ее. Повернула ключ зажигания, завела двигатель и сорвалась с места. Гравий из-под колес машины полетел в меня, как шрапнель. Она выехала с кладбища и помчалась на вершину холма к шоссе, находившемуся в полумиле отсюда. Затем остановилась около обочины. Я все еще видел ее машину.

Я бросился вслед, чтобы уладить эту ссору и убедиться, что с Джози все в порядке. Потом остановился. Затем побежал снова. Легко. Не спеша. Осторожно. Подбежав к машине, я окрикнул Джози. Она плакала, голова лежала на руле. Я постучал по стеклу. Она покачала головой. Я снова постучал, подождал, пока она поднимет голову, и сказал ей тихо через стекло:

— Прости меня.

Она посмотрела на меня своими медовыми глазами, полными слез и такого отчаяния, которого я никогда не видел прежде.