— Но это огромные деньги!.. Ты слышишь, Господи? Пожалуйста, заставь моего заблуждающегося друга прислушаться к голосу разума!.. Не смей даже говорить со мной об этом, Мартинус! А как устроена твоя машина?

Если бы Пэдуэй представлял, какие трудности уготованы книгоиздателю в мире, не знающем печатного станка, горячего набора, типографской краски и бумаги, он не был бы настроен так оптимистично. Имели хождение чернила и папирус, однако для его целей они не годились.

С печатным станком — казалось бы, самым сложным пунктом перечня — получилось как раз легче всего. Уразумев, наконец, чего от него хотят, плотник взялся изготовить чудной агрегат, хотя и терялся в догадках, как Пэдуэй собирается его использовать.

— На валяльный пресс непохоже… — вслух размышлял он. — А, понимаю! Ты новый городской палач, а сие адское устройство — твое орудие! Почему же ты не желаешь признаться, хозяин? Я бы гордился таким почетным ремеслом!.. Кстати, достань мне пропуск в камеру пыток — хочу убедиться, что машина работает надежно.

Станиной служил поставленный на колеса кусок мраморной колонны. Все чувства Пэдуэя возмутились против столь прагматического использования памятника старины, но он утешал себя мыслью, что и первопечатник вынужден идти на жертвы.

Опытный резчик подрядился изготовить медные литеры — десять тысяч штук, ведь о наборной машине не приходилось и мечтать. Сперва Пэдуэй планировал печатать не только на латыни, но и на греческом и готском языках, однако один лишь латинский шрифт обошелся ему в добрых две сотни солидов. К тому же в первой, пробной партии все буквы смотрели в обратную сторону; пришлось их переплавлять. Полиграфист ХХ века назвал бы получившийся шрифт готическим 14-го кегля. Букв такого размера помещалось на листе не много, зато можно было надеяться на разборчивость текста.

Изготовлять свою собственную бумагу Пэдуэй и не помышлял. О ее производстве он знал только одно — процесс это сложный. Папирус слишком хрупок, да и источники его в Риме чересчур скудны и ненадежны. Оставалась восковка, в малых количествах производимая сыромятней в за-Тиберинской части города. Ее вырабатывали из дубленых шкур коз и овец усердным скоблением, чисткой, мойкой и растягиванием. Цена оказалась в пределах разумного, и хозяин сыромятни едва поверил собственным ушам, получив заказ на тысячу листов..

Пэдуэй, по счастью, знал, что типографская краска в основе своей состоит из льняного масла и ламповой сажи. Купить мешок льняного семени и прогнать его через ролики для проката меди — дело немудреное; нетрудно было и зажечь масляную лампу, подвесить над ней сосуд с водой и соскребать с его днища сажу. Краска удалась на славу, да вот беда — не желала ложиться. Она если и сходила с литер, то лишь бесформенными кляксами.

Вызывало тревогу финансовое положение — пять сотен солидов быстро таяли. Пэдуэю это казалось насмешкой судьбы; он так переживал, что работники за его спиной стали судачить. И все же Мартин продолжал упорно экспериментировать и вскоре добился успеха, добавив в краску немного мыла.

Как-то в середине февраля из унылого моросящего дождика у дверей мастерской возник Невитта, сын Гуммунда. Когда Фритарик провел его в комнату, гот так хлопнул Пэдуэя по плечу, что Мартин отлетел в сторону.

— Чертовски рад! — взревел гость. — Попробовал адского пойла, которым ты торгуешь, и решил взглянуть, как у тебя дела. Для чужеземца ты здорово устроился! Парень не промах, а? Ха-ха-ха!

— Я тебе все покажу, — предложил Пэдуэй. — Только одна просьба — храни пока мои методы в тайне. У вас нет закона, защищающего авторство на идеи, а мне не хотелось бы раскрывать их.

— Можешь смело на меня положиться! Я все равно ни черта не смыслю в разных там устройствах.

В мастерской Невитта был неожиданно заворожен примитивным волочильным станком.

— Какая красота! — воскликнул он, взяв с верстака моток медной проволоки. — Я бы купил жене… Отличные выйдут браслеты и серьги!

Пэдуэй не предвидел подобного применения своей продукции, но быстро сориентировался и пообещал через неделю выполнить заказ.

— А как это все у тебя приводится в движение? — поинтересовался Невитта.

Мартин вывел гостя в задний двор, где под дождем ходила по кругу впряженная в колесо лошадь.

— Больше пользы было бы от двух крепких рабов, — критически сказал гот. — Если дать им понюхать кнута, ха-ха-ха!

— Ну, нет, — возразил Пэдуэй. — Эта лошадь любому рабу сто очков вперед даст. Посмотри на ее упряжь — ничего странного не замечаешь?

— Да, что-то есть…

— Хомут. Ваши лошади тянут лямку шеей. Ремень сдавливает горло, и бедное животное не может продохнуть. Хомут переносит усилие на плечи… Если тебе надо тащить на веревке груз, ты же не затянешь петлю у себя на шее?