Юркая рыбацкая лодчонка подобралась к берегу на расстояние окрика, прежде чем Виргорек заметил ее. Раздосадованный неуместным любопытством рыбака, джотунн уставился на лодочку, гадая, что ему делать со свидетелями. Затем, его внимание привлекли золотистые волосы одинокого гребца, и, наконец, Виргорек углядел, что лодочник обнажен до пояса. Ни один здравомыслящий рыбак в такую погоду не разденется. У джотунна аж сердце захолонуло, и он срочно начал вспоминать условные слова пароля.

Незнакомец, похоже, не собирался выбираться на берег. Он умело развернул лодочку и, удерживая ее веслами на мелководье, стал молча выжидать.

— Каков улов, приятель? — крикнул Виргорек.

Ответа пришлось ждать так долго, что помощник посла затосковал, опасаясь, что ошибся и лодочник не тот, кого он ждет. Но гость просто желал убедиться, что туман, обволакивавший человека у костра, не таит в себе никакого подвоха.

— Лучше, чем ты думаешь, — пришел долгожданный ответ.

Виргорек снял с пояса кожаный мешочек со свитками и, высоко вскинув руку, помахал им.

— Принеси его! — приказал вновь прибывший.

Неохотно помощник посла ступил в ледяную воду. Он брел вперед к лодке, разгоняя перед собой невысокие волны, пока не оказался в воде чуть ли не по пояс. Джотунн промерз до костей, его челюсти клацали, как капканы.

— Всякая кровь алая, — произнес помощник посла вторую часть пароля, полагая, что его собственная в данный момент посинела.

— И красивая, — ответил гребец.

Губы гребца заметно побледнели от холода: видимо, одних кожаных штанов все же недостаточно для такой промозглой погоды. Но пряди тяжелых золотисто-льняных волос, даже намокнув, не потемнели. Темно-синие, как сапфиры, глаза блестели высокомерием. Странно, но обветренное лицо джотунна было чисто выбрито. Впрочем, его внешность ничем сверхъестественным не отличалась.

Радуясь, что слова пароля верны, и с чувством огромного облегчения, что утренние бдения на захолустном мыске окончены и ему не понадобится сюда возвращаться, Виргорек мял, в руках мешочек.

— Забирайся, — велел незнакомец, указав пальцами на нос лодочки.

Джотунн не очень-то жаждал плыть невесть с кем, но, как только пальцы молодца сомкнулись на рукоятке торчащего из-за пояса кинжала, быстро вскарабкался на борт.

Несколькими мощными гребками джотунн вывел суденышко на глубокую воду. Затем вытащил весла и оставил челнок плясать на волнах. Не без труда поднявшись с банки, он отступил на корму, лаконично бросив:

— Греби ты. Согрейся.

«Трясясь и от холода и от страха, Виргорек бочком пробрался на освободившееся место на банке. Находясь нос к носу с этим пиратом, помощник посла не переставал спрашивать себя, точно ли Хаб — худший в мире город и действительно ли дипломатическая карьера — неподходящая судьба для уроженца Нордландии?

— Передай мне мешок, — приказал незнакомец.

— Я могу передать его лишь лично тану.

Ледяной сапфировый взгляд пронзил Виргорека, как удар копья.

— Я ему передам, — пообещал незнакомец.

«Кто-нибудь из приближенных Калкора, и из самых доверенных, — предположил Виргорек. — А коли так, убьет не моргнув глазом».

Беспрекословно передав мешок с документами в руки лодочника, бедолага взялся за весла. Немало воды утекло с тех пор, как он последний раз сидел в лодке, но недаром считается, что джотунн учится грести прежде, чем драться, а драться — прежде, чем говорить. Желая покрасоваться перед спесивым юнцом, Виргорек лихо взялся за дело и вскоре почувствовал, как кровь быстрее побежала по жилам, и он стал согреваться.

Пират, напротив, должен был бы окоченеть на промозглом ветру, но он словно не замечал холода. Странный незнакомец устроился на корме и в течение нескольких минут молча сверлил новоявленного гребца ледяным взглядом. Затем статуя железных мускулов наклонилась и извлекла третье весло. Компаса у пирата не было, но он вставил свое весло в рулевое управление и стал править в непроглядном тумане. Куда ни глянь, мир заканчивался где-то не более чем в кабельтове от лодки, но и это не поколебало хладнокровия джотунна. Он вообще выглядел так, будто вовсе не способен был о чем-либо беспокоиться.

Скоро Виргореку стало жарко. За годы столичной жизни он позволил себе изнежиться, и теперь уставшие лопатки возмущенно ныли, мозоли и содранные ладони саднили, а руки, ходившие как рычаги, налились тяжестью... Но самосохранение подсказывало ему не сбавлять темпа.

— Сколько еще? — не выдержав, выдохнул Виргорек.

— Прилично, — усмехнулся незнакомец.

Свободной рукой пират дернул шнурок мешочка и стал пальцами вылавливать из него свитки. Не вскрывая писем, он пристально разглядывал восковые печати, словно читая надписи на них. Редко кто из джотуннов знал буквы и мог складывать их в слова, глаза моряков не были приспособлены к столь кропотливой работе.