— Ваш план безупречен, достойный сенатор, — подал голос тот. — Я думаю, что такой ход даст нужный результат. Коллективно они частенько покрывают мелкие грешки друг друга.

Коренастый вельможа, к которому Ипоксаг обращался как к Боджи, кашлянул, прочищая горло, и добавил:

— Регент проведет голосование, если они заартачатся.

Сенатор и несколько других гостей заулыбались; пряча свою веселость в кулачок, они вспомнили какую-то дворцовую сплетню, которую не сочли возможным разглашать.

— Тебя тоже нужно представить, — обратил свой ясный взор к Инос сенатор, — и по возможности скорее. Неужели ты не осознаешь, в какой ты опасности, даже здесь, сейчас?

— Э-э... нет! — промямлила потрясенная Инос. А она-то успокоилась, пребывала чуть ли не в эйфории! Как некстати она расслабилась, но ведь за последние несколько месяцев она так измучилась...

Ипоксаг сочувственно улыбнулся.

— Хранитель сообщил, что ты мертва. Как только ты появишься публично, он будет ославлен в лучшем случае как дурак, а в худшем — как лжец.

Онемев, потрясенная Инос смогла лишь кивнуть. Она только сейчас осознала, насколько была слепа.

— Так что чем быстрее мы покажем тебя живую, тем лучше. Как ты думаешь, знает ли Калкор о предсказании в волшебном окне?

— Достойный сенатор, откуда же ему знать то, что видела я?

— М-м-м. — Сомнением дышало не только лицо, но все существо сенатора. — Боюсь, что он все-таки знает. — Ипоксаг потер пальцами подбородок, хоть никакой бороды там не было. — Сегодня он сказал кое-что... Он ждал поединка, но не с троллем, а дуэль с Анджилки явилась для него неожиданностью. Может быть, о пророчестве рассказала ему Блестящая Вода? Он — один из ее ставленников. Колдунья — гоблинша, и это объясняет ее пристрастие к любованию страданием и смертью. Ты абсолютно уверена, что Рэп мертв? — Глаза сенатора впились в нее, как две рапиры.

Инос молча смотрела на Азака. Отвечай сам на это, говорил ее взгляд.

— В ту ночь, когда мы уезжали из Алакарны, он был еще жив. Я видел его, достойный сенатор. Но тело его разъедала гангрена. Было бы невероятно предполагать, что сейчас он все еще жив. Он мог протянуть еще два-три дня не больше.

По крайней мере, джинн был не настолько лицемерен, чтобы изображать сожаление по покойному. Но сенатор, пристально всматриваясь в султана, наверняка догадывался о чувствах Азака к человеку, испортившему ему свадьбу.

— Что ж, Инос, тебя необходимо представить ко двору, — насупился сенатор, — и не позже чем завтра.

— Для регента это будет большим сюрпризом, — кашлянул Боджи. — Я надеюсь, ты пошлешь ему записку, предупредишь его?

— Нельзя этого делать! — встревожился Ипоксаг. Он даже я завозился в кресле и поменял положение ног. — Если Олибино заподозрит, что Иносолан в Хабе, тогда она исчезнет из Хаба, и Боги знают, где она будет, живая или мертвая. Эшло, ты увидишь регента раньше, чем любой из нас. Оброни ему намек, что я готовлю корзину тухлых яиц, но не касайся подробностей. Ему достаточно мимолетного предупреждения, чтобы сориентироваться в ситуации.

Вельможа и не подумал отказываться, хоть и не просиял от счастья, получив подобное поручение. Снова Инос поразилась могуществу сенатора.

— Олибино — не единственный, кто окажется приперт к стенке. Итбену придется объявить недействительным королевский сан нашего несчастного кузена Анджилки. В этой ситуации Калкор вынужден будет взять обратно свой вызов на дуэль с королем Краснегара и оставить в покое беднягу Анджилки. А это очень хорошо, потому что вся история с дуэлью попахивает колдовством... кроме того, Калкор...

Вдруг хмурое выражение лица сенатора сменилось улыбкой, и он спросил:

— Скажи, Инос, быстро ли ты бегаешь? Любопытно, сколько стоит тролль? Кузен Азак, не желаешь ли, из соображения экономии, взять на себя защиту августейших интересов своей жены? — В шутливом тоне Ипоксаг еще раз подчеркнул невозможность объединения султаната и королевства, двух владений, расположенных на противоположных концах света, а от Азака с тонкой ловкостью интригана потребовал немедленного выбора между ними, лишний раз напоминая джинну, что он, варвар и чужестранец, допущен к высокой политике, творимой этими горожанами, собравшимися в гостиной.

Варвар оказался достаточно хитер, чтобы распознать все это, и, сжав челюсти, молча выжидал. Гости тоже ждали.

У Инос заныло сердце. Она не сомневалась в ответе. Выбор был ясен, неизбежен, абсолютно разумен и на редкость логичен. Кто же предпочтет голым аристократическим скалам жемчужину Весеннего моря?

— Думаю, моей жене следует отказаться от каких-либо притязаний на Краснегар, — заявил Азак.

Взоры всех обратились на Инос. Ошеломленная, она молчала. Конечно, ее отречение решило бы многие проблемы, но не ее личные. Регент, несомненно, был бы доволен, а Ипоксаг избавился бы от неприятностей. Собственно, ее замужество уже требовало от нее отречения от короны Краснегара. Инос вспомнила об отце и почувствовала себя виноватой, ведь она дала слово заботиться о королевстве — но потом поклялась Богам Брака быть верной Азаку... К тому же Инос сомневалась, примут ли ее в Краснегаре, признает ли Нордландия, ей даже не было известно, сколько от ее королевства оставили импы.