Был один вопрос, которого олимпийцы никогда не затрагивали в разговорах с Морковками. Нет пророка в своем отечестве, человек не может быть героем для своего слуги — за исключением, возможно, Эдварда Экзетера. Морковки знали, что апостолы всего лишь люди, религия — религией, а жизнь — жизнью. Однако теперь, повинуясь импульсу, Джулиан задал-таки запретный вопрос:

— Скажи, Домми, во что веришь ты сам? В какого бога или богов?

Веснушчатое лицо осветилось улыбкой.

— Я верю в Неделимого, Тайка Каптаан, хотя должен признаться, вера моя была хрупкой и неустойчивой до сегодняшнего дня, пока слова Освободителя не проникли в мое сердце.

Чего и следовало ожидать. Ох, за многое еще предстоит ответить Экзетеру!

— Отлично, — протянул Джулиан и наконец-то встал. — Мне все ясно, и если ты действительно хочешь остаться с ним на некоторое время, это меня не касается. Ты был образцовым слугой, Домми. И незаменимым. Мне будет очень не хватать и тебя и твоей опеки, но я буду держать твое место свободным. Ты волен вернуться в любое время, когда пожелаешь. И если ты хочешь написать письмо Айете, можешь отдать его мне, я прослежу за тем, чтобы она его получила.

— Вы очень добры, Тайка! — Домми застенчиво положил свою писанину на песок и поднял сомкнутые руки над головой в знаке Неделимого.

Джулиан кивнул и повернулся, чтобы идти.

— Тайка?

— Что?

— В какого бога верите вы?

Вопрос застал Джулиана врасплох. Уж во всяком случае, не в Эдварда Экзетера!

— Не знаю, Домми. Я пока еще думаю. — Он поспешил спастись бегством.

Он переходил от костра к костру в поисках Урсулы, но вышло так, что она первая нашла его. Выступив из темноты подобно белому призраку, она поймала его за руку и притянула к себе.

— Вот ты где! Ты голоден?

— Нет.

Она отодвинулась назад, чтобы заглянуть ему в лицо, и задумчиво протянула: «М-м!»

— Его уже не остановишь, — буркнул он. — Если бы мы только попали сюда на день раньше… но не теперь?

— Нет, не теперь. Пошли, он хочет видеть тебя.

— А я не хочу!

— Ну, ну! — Она успокаивала его, как нянька успокаивает капризного ребенка. — Каждый человек имеет право на встречу со своими обвинителями. Ступай и скажи ему все, что ты о нем думаешь. — Она подтолкнула его вперед.

— Я думаю? Ради Бога, Урсула, только не говори, что ты тоже на его стороне.

Она сжала его руку.

— Ну, не то чтобы на его стороне, но теперь я не думаю, что мы могли бы остановить его. Возможно, Зэц смог бы… но и в этом я теперь не очень уверена. Я хочу узнать больше о том, что он затеял. Я его недооценивала.

— А я его переоценивал. Боже, как я его переоценивал!

Она ущипнула его.

— Прекрати! — Они возвращались к храму, в поле виртуальности. Кожу начало пощипывать, а по ребрам заструился пот.

— Что ты имела в виду, говоря, что недооценивала его?

Она помолчала, прежде чем ответить.

— Он делает кое-что, что я считала прежде невозможным.

— Вроде убийства друзей? Боже! Тебе не кажется, что это немного меняет дело?

— Я не об этом. Он завоевал поддержку Пентатеона или части его, по крайней мере их нейтралитет. Это ведь умный ход, милый! Должно быть, он произвел на них впечатление. Нам известно, что они боятся Зэца, и Экзетеру удалось сыграть на этом.

— Знакомый дьявол лучше дьявола незнакомого. Пентатеон может решить, что лучше иметь дело с Зэцем, чем с Освободителем, который так обошелся со своими сторонниками.

Кошмар! Урсула явно переметнулась на другую сторону — уж не значит ли это, что Экзетер околдовал ее так же, как она собиралась околдовать его? Может, он проделает сейчас то же самое с рассудком Джулиана? Мгновение Джулиан раздумывал, не сбежать ли ему, но потом гордость взяла верх. Если он не дрогнул перед пушками бошей, он не дрогнет и сейчас.

Они обогнули шатер и увидели наконец-то самого мессию. Упавшая колонна и две обрушившихся стены образовали своеобразный шатер; посередине на песке потрескивал костер из плавника. Освободитель отодвинулся от пламени в самую тень. Голова его была непокрыта, но он зябко кутался в свою хламиду, словно его пробирал озноб. Джулиану не раз приходилось видеть пришельцев в подобном состоянии, и он знал, что это от избытка виртуальности.

Около дюжины нагианских щитов было разложено вокруг костра, как часовые отметки на гигантском циферблате, и возле каждого щита сидело по человеку

— новый Круглый Стол на смену погибшей Сотне. Здесь были оба выживших нагианца, и копья их лежали тут же, рядом с ними. Еще здесь сидел молодой блондин с перевязанной ногой, Дош Как-Там-Его; похоже, он только что плакал. Остальных мужчин и женщин Джулиан не знал. Все внимали своему бесценному вождю, но при виде вошедших тот замолчал, и все взгляды обратились в их сторону.