Максу было не до переживаний новой секретарши, слишком он погрузился в дела, но все утро, куда бы он ни повернулся, глаза Леоры неотступно следовали за ним — внимательные, изучающие, — и это немного нервировало его. Он считал, что давно научился управлять своими чувствами, контролировать эмоции. Что она в нем нашла? Он никогда не был настолько уверен в собственной неотразимости, чтобы привыкнуть к настойчивому вниманию женщин. И вот надо же — при взгляде на эту хрупкую особу в нем всякий раз поднималось желание, и это выбивало его из рабочей колеи. Ему хотелось к ней прикоснуться. Ему хотелось поговорить с ней, поговорить по душам, чтобы понять природу ее стеснения, прячущегося в глубине синих строгих глаз. Все до единого его порывы были чистым безумием — и он сам понимал это. Она всего лишь его временная секретарша. И вообще — в данный момент у него совершенно нет времени на женщин. Он обязан заставить этот чертов двигатель работать. Несмотря на то, что выплаты по банковской ссуде он производил исправно — эту ссуду ему пришлось взять, чтобы его компания как-то выдержала колоссальные траты на очередную модификацию двигателя, — в банке все равно Макса считали не слишком надежным клиентом и то и дело присылали депеши с вопросами, возникшими со смертью Стрейка. А он и сам не знал ответов на эти вопросы.

Он наконец заметил, что Леора до сих пор молчит.

— Я спрашиваю, ты хочешь есть или нет? — Он постарался говорить более спокойным тоном.

Не успела Леора открыть рта, как желудок ответил за нее вполне явственным утвердительным урчанием.

Макс скользнул взглядом по ее миниатюрной фигурке, потом снова заглянул в лицо Леоре. Господи, до чего же у нее испуганный вид. Неужели он так напугал ее? Макс улыбнулся, надеясь этим подбодрить новую секретаршу и как можно быстрее стереть это выражение с ее лица.

— Вот это мне нравится. Откровенная женщина. — Вынув из карманов руки, он поднял их ладонями вверх, демонстрируя честность своих намерений. Он сумеет справиться — и с ней, и с самим собой. Все, что ему нужно, — это не забывать, что у него масса работы, а Леора призвана ему помогать.

— Если ты пообещаешь не выискивать в каждом моем жесте похотливые поползновения, то я возьму тебя под руку и мы направимся к моей машине. А затем, мисс Превосходная Секретарша, я накормлю вас ленчем, который, надеюсь, понравится вам. — Заметив в ее глазах недоверчивое возражение, он покачал головой: — Не забыла, какой здесь пол? К тому же ты проявила ангельское терпение, полдня слушая наши скучные разговоры. В округе нет ни кафе, ни столовой, так что если только ты не принесла ленч с собой — а я в этом сильно сомневаюсь, — то без моей помощи тебе просто не найти, где можно перекусить. Ну а я терпеть не могу есть в одиночестве.

Он осторожно обхватил пальцами ее тоненькое запястье и положил на свою согнутую руку. Ее кожа была нежной, мягкой… Он позволил себе долю секунды насладиться прикосновением, а потом, подавив в себе предательские реакции, сосредоточился на лице Леоры.

— Ну как? — Темная бровь вопросительно изогнулась.

Леоре еще не приходилось встречать до такой степени целенаправленного человека. Она могла бы возразить, но он скорее всего систематично и четко пресек бы все ее попытки. И неожиданно для самой себя Леора рассмеялась, задорно сверкнув глазами. Собственно, почему бы и нет? Зачем отказывать себе в удовольствии?

— Уговорили, — согласилась она.

Макс смотрел на нее во все глаза, очарованный неожиданной и неуловимо-завораживающей вспышкой света на лице, которое до сих пор отличали скорее вежливость и осторожная сдержанность, чем оживленность. Внезапно в нем зародилось новое, более глубокое чувство — укол желания, настойчиво требующий выхода. Макс, опешив, весь напрягся; пальцы его сильнее стиснули запястье Леоры. Он сражался с желанием, в душе кляня его несвоевременность. Мало того, что на этом этапе работы ему нужны были все силы, чтобы сконцентрироваться на двигателе, так Леора Сент-Джеймс вообще не годится на роль его подруги. Ей нужен благородный рыцарь, который бы защищал ее от любых невзгод, который бы лелеял ее и носил на руках. Это воздушное, хрупкое, миниатюрное создание заслуживает такого же утонченного и мягкого обращения. А в нем таких качеств и в помине нет. Черт, да всей его изобретательности едва хватает, чтобы не напугать ее до смерти своими самыми что ни на есть обычными поступками.

Леора переступила с ноги на ногу, чувствуя себя неловко под пристальным взглядом Макса. Он не сводил с нее глаз — и вместе с тем словно и не видел. Что-то не так. Она не смогла бы определить — что именно, но что-то определенно не так.

— Макс? — тихо произнесла Леора, впервые назвав его по имени. — Что-то случилось?

Его имя, слетевшее с этих розовых губ, прозвучало невероятно возбуждающе. Такой физической реакции Макс не испытывал со времен бурлящего гормонами отрочества. Мысленно выдав целую обойму ругательств в адрес своего предательского тела, он двинулся к выходу.

— Нет, ничего, — отрывисто бросил он. «Если, разумеется, не принимать во внимание крайнее возбуждение определенных частей тела», — беззвучно добавил он, сам не заметив, что ради Леоры даже мысли свои облекает в более приличную форму, чем обычно.

— Но у тебя расстроенный вид, — не сдавалась она.

Макс резко затормозил — как приезжий водитель, после долгих поисков и блуждания по городу обнаруживший нужную ему улицу. В конце концов, есть же предел терпения для нормального мужчины! Он обернулся, намереваясь спросить — ослепла она, что ли, если не видит, что она с ним делает. Открыл уже было рот, но встретился с ней взглядом. Эта робость, этот налет страха, притаившийся в ее глазах, отрезвляюще подействовали на него. И вопрос, не успев родиться, застрял у Макса в горле.

— Посмотри на меня, Леора. И скажи — что ты видишь? — вместо этого произнес он, изучая ее так же внимательно, как она все утро изучала его.

От изумления у Леоры расширились глаза.

— Что… ты имеешь в виду? — Она облизала моментально пересохшие губы.

Макс проследил за неосознанно эротичным движением, почувствовав, как еще сильнее напряглось его тело — от желания, потакать которому он не собирался. Ну, не может она быть настолько наивной! В наш просвещенный век таких неискушенных женщин просто не осталось на свете — за исключением разве что монахинь.