— Так, интересуюсь, — пробормотал я.

Ее лицо дернулось, будто что-то невидимое для меня задело ее щеку. Наконец она произнесла:

— Я следую Пути. Если следуешь Пути, то находишь то, что было тебе предназначено.

Я сел удобнее, обхватив руками колени. Это было похоже на псевдомистицизм, который так любят различные человеческие религии вкупе с их сентиментальными поклонниками. Насколько я знал, все это было преувеличением и в большинстве случаев — лицемерием. Но вера, подобная этой, должна быть искренней у гидранов. У них был дар предвидения, временами они действительно могли заглянуть в будущее.

Я вспомнил, при каких обстоятельствах в последний раз видел Эзру и Киссиндру, и представил, какая сцена ожидает меня, когда я вновь увижу их.

— Воуно знает, что ты говоришь на нашем языке?

— Он говорит на нашем, — сказала она, словно это все объясняло. — Почему ты не задашь мне настоящий вопрос?

Я рассмеялся и сделал гримасу.

— Почему ты меня не ненавидишь?

Тихая вода ее эмоций пошла рябью. Она поднесла руки к глазам и снова взглянула на меня.

— Почему я должна тебя ненавидеть?

Я тряхнул головой.

— Я не могу использовать свои пси-способности. Хэньен… Он вышвырнул меня, когда они поняли…

— Ты не используешь свои пси-способности, потому что ты так захотел, — сказала она.

— Ты не понимаешь…

— Посредник потерял Путь, — продолжала она, словно мои слова были так же закрыты, как и мои мысли. — Это случилось давно, еще до того, как ты родился. Он уже не может все ясно видеть… Ты получил страшную рану. Ты должен держать ее закрытой, — сказала она мягко. — Пока она не излечится. Ты хороший человек.

Я почувствовал, что мое лицо снова краснеет.

— Ты не поняла! Я убил…

— Так… — сказала она, словно поняла наконец.

— Я пойду, — начал я подниматься.

— Ты чудо, — сказала она, наклонив ко мне голову. — Я робею в твоем присутствии.

— Я не дерьмовое чудо, — сказал я, задыхаясь от гнева. — Я попросту дерьмовый полукровка. — Я направился к двери, но остановился: кто-то вошел в нее. Хэньен.

Он тоже остановился, взирая на меня так же, как, должно быть, я взирал на него.

— Что ты делаешь здесь? — спросил он.

— Ухожу, — ответил я. Я попытался миновать его, но он закрыл путь. Он посмотрел на Бабушку и сказал что-то раздраженно и резко на языке гидранов. В комнате воцарилась мертвая тишина. Только по их лицам я мог понять, что они все еще переговариваются.

Наконец Хэньен повернулся ко мне и отвесил глубокий поклон, какого я в общении с гидранами еще не видел.

— Намастэ, — пробормотал он. Эта перемена была настолько полной, что я даже не понял, как она возникла. — Извини меня, — проговорил он. — Я вел себя так, что сейчас мне стыдно.

Я нахмурился, не понимая, что он имеет в виду, и пожал плечами, потому что это выглядело как извинение. А затем я вновь попытался проскользнуть за его спину.

Он поймал мою руку и отпустил ее, когда я уставился на него.

— Останься, пожалуйста, — сказал он. — Мы должны завершить то дело, за которым пришли сюда.

— Что за дело? — спросил я. Мой голос был мрачен и угрюм.

— Попытку понять друг друга. — Его лицо было совершенно бесстрастным.

— Сядь, — произнесла Бабушка. — Сядь, Биан. Я оглянулся, недоумевая, кого она могла звать.

Она глядела на меня. Бабушка сделала жест, словно я был упрямым ребенком.

— Мое имя Кот, — сказал я.

Она покачала головой и снова терпеливо указала на циновку.

Я остался на месте.

— Тебя зовут Кот среди землян, — объяснил Хэньен. — А Биан — твое имя среди народа твоей матери.

Я безмолвно посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Бабушку, размышляя, почему она мне сама не сказала этого…

Но разговоры с людьми не были ее делом — для этого существовал Совет. И она не могла впустить меня в свой мозг, устав от разговоров.

— Что значит «Биан»? — спросил я.

— Это значит «Спрятанный», — улыбнулся Хэньен.

— Это шутка? — спросил я, поскольку не знал, отчего улыбается он, никогда не бывший моим другом.

Озадаченность промелькнула у него в глазах.

— Нет, — ответил он.

Я шагнул к столу, словно меня притягивало магнитное поле Бабушки. Хэньен последовал за мной, остановился, глядя на пустую столешницу.

— Я опоздал на ужин, — произнес он.

Бабушка улыбнулась и покачала головой. Дети, которые унесли еду, будто материализовавшись из воздуха, появились в дверях за нами по ее молчаливому зову. Они вынесли блюдо и поставили его на стол так осторожно, что пламя едва качнулось.