— Медицинская экспертиза сочла запятнавшего себя разрушительством ученого психически вполне, так сказать, здоровым. Но предъявить ему смогли лишь весьма легкое обвинение. Стоимость аппарата была, конечно, довольно велика. Но поскольку ученый не воспользовался похищенным в корыстных целях, для личного или, так сказать, семейного обогащения, обвинить его согласно стоимости как за действительную покражу было юридически невозможно. Обвинение пыталось построить дело на том, что ценность прибора не измеряется его материальной стоимостью, ибо прибор создан был с совершенно особой целью для выполнения совершенно исключительных задач. Но защитник совершенно справедливо указал, что в момент похищения прибор не использовался. Более того, он вовсе ни разу не был использован для выполнения этих самых исключительных задач. Да и впредь такое использование никак не ожидалось. Стало быть, статья двести семидесятая Танского кодекса — а как раз на нее пытался сослаться обвинитель — оказалась неприменима [22] . Наказание было определено всего лишь за совершение действия, которого не следовало совершать, — бу ин дэ вэй в тяжелом варианте [23] . Суд приговорил преступника к восьмидесяти прутнякам, но, приняв во внимание, что руководствовался он побуждениями, так сказать, благородными, приговор вынесли условно. Другое дело — изменение отношения коллег к преступнику. С ним перестали здороваться. С ним никто не хотел вместе работать. Через седмицу ученый уволился из института и уехал.

— И где он сейчас? — спросил князь негромко.

Гадаборцев помедлил.

— Не могу сказать точно, не готов, — честно признался он. — Мне помнится, он уехал в другой улус, по-моему — в Цветущую Средину…

— Ах, вот куда… — уронил князь.

Разговор прервался. Князь размышлял. Остальные ждали.

— Постарайтесь это выяснить в ближайшее время, — сказал наконец Сосипатр.

— Слушаюсь, княже. Приступить немедленно?

— Чуть повремените, — сказал князь.

Он неторопливо оглядел собравшихся и так же неторопливо начал:

— Нынче, около полутора часов назад, мне позвонили из командного центра нашей спутниковой группировки. Ее командующий не смог сюда приехать, чтобы отчитаться по форме, но у него есть на это уважительная причина: сейчас он лично руководит срочным перенацеливанием ряда спутников на слежение за определенными участками нашей собственной страны и за небом. С учетом произошедшего события. Не повторится ли… Собственно, то, что произошло, заметили случайно.

Князь помедлил. Вряд ли это было стремление к театральной эффектности: его и так слушали, затаив дыхание. Богдан подумал, что Сосипатр просто-напросто ищет, как рассказать покороче.

— В космическом пространстве довольно много искусственного мусора, — сказал князь. — Специально за всем этим барахлом никто, конечно, не следит, но время от времени оно попадает в поле зрения. Так вот. На высоте полутора тысяч ли [24] над Землею два часа назад был уничтожен болтавшийся на орбите уже с десяток лет отработавший отсек одной из ранних ракет. Не сбит, не разрушен, а именно преобразован в вакуум. Как меня заверили специалисты, спектр излучения, сопровождавшего преобразование, практически совпадает с тем, какой мог бы ожидаться при воздействии на материальный объект посредством изделия «Снег».

Тихо стало так, что казалось, еще чуть прислушаться — и можно расслышать истошно воющие в сотнях ли от столицы, на командном пункте космических войск, тревожные сирены.

— Я сей же час снесся с Ханбалыком, — продолжал Сосипатр Второй, — и меня заверили, что ни в одном улусе, кроме Александрийского, работ, подобных той, о коей вы столь любезно нас нынче проинформировали, — князь сделал едва заметный вежливый кивок в сторону начальника Управления казенных мастерских, — никогда не велось. И теперь не ведется. В то же время…

Князь встал. Очень неторопливо и спокойно пересек зал Бдений, подошел к его противуположной окнам стене и нажал незаметную кнопку. Стена разъехалась, показав взглядам присутствующих большую карту Ордуси.

— …В то же время, — заговорил князь, стоя у карты, — можно с уверенностью сказать, что воздействие было произведено не из-за рубежа. Канал энергетического удара может быть только прямым, не правда ли, еч Трусецкий?

— Сущая правда, княже, — сипло ответил цзиньши и, достав носовой платок, промокнул лоб.

— Несложные расчеты показывают, что источник воздействия находился где-то здесь. — Князь протянул руку к карте и небрежно обвел почти правильный круг. — Отнюдь не на территории наших закордонных соседей. Вот здесь.

— Дубино сюда не попадает, — быстро сказал Гадаборцев.

— Сюда много чего не попадает, — вскользь заметил князь, закрыл карту и молча вернулся к столу. Тон его показался Богдану странным. Будто владыка намекал на некий конкретный пункт, не попавший в очерченный им круг, но по каким-то причинам не хотел называть его. Лицо князя сделалось усталым и опустошенным. А в глазах начальника внешней охраны вдруг проскочила искра смутной, но ошеломляющей догадки. Сейчас с него можно было писать аллегорическое полотно под названием: «Да неужто?!» Гадаборцев открыл было рот, но князь опередил его; снова посмотрев на Богдана, он просительно сказал:

— Я очень бы хотел, Богдан Рухович, чтобы вы разобрались с этим делом.

Богдан не смог сдержать удивления:

— Я?!

— Именно вы, — кротко, но твердо повторил князь.

— Отчего ж я? То есть… Я не отказываюсь, я просто хочу понять… Это совершенно не в круге моих…

— По нескольким причинам я выбрал вас. Формально — это в какой-то степени недосмотр вашего ведомства. В свете происшедшего кажется вполне вероятным, что опытный образец изделия не был уничтожен, а следовательно, человека осудили за преступление, которого он не совершал. Или, напротив, не осудили за преступление, которое он совершил, — если он все же похитил образец, но не уничтожил, а передал кому-то другому. Во всяком случае, налицо судебная ошибка.