Мстислав послушно окинул, после чего крякнул и возражать дочери не стал, а Ростислава все так же неспешно продолжала плести кружева своих словес:

– И опосля опять же не понять мне, батюшка, Ратьшу и прочих. Вот себя на их место поставь. Ты, к примеру, воевода в дружине Константиновой. Предлагает тебе князь братьев своих умертвить подло. Отказался ты и со всеми прочими уехал мордву бить. А возвернувшись, узнаешь, что побил он их все-таки. Ныне же пояли его люди князя Глеба, и он, в железа закованный, в Рязани стольной у брата в нетях [9] . Ты бы что стал делать – неужто пошел бы с дружиной братоубийцу на волю выпускать?

Князь кашлянул, продолжал все сильнее хмурить брови и морщить лоб. Разумеется, он бы на месте воеводы только радовался такому исходу дела и никогда бы не стал ратовать за освобождение этого мерзавца. А вот Ратьша – муж хоробр, сед, честен – стал. Почему?

– Тут я и сам в толк не возьму, – честно сознался Мстислав.

– Мне гости рязанские да и иные, что в его Ожске побывали этим летом, про суд княжий взахлеб сказывали, – тем временем продолжала Ростислава. – Обо всем я тебе глаголить не стану – больно долго, но в каждом случае Константин строго по правде Русской судил, не глядя, кто там пред ним – боярин али смерд простой. Ну прямо как ты, батюшка.

– Что ж ты меня с убивцем на одну доску ставишь? – недовольно буркнул князь.

– И в мыслях не держала, – заверила девушка. – Токмо сдается мне, что не повинен Константин в той татьбе страшной.

– Но его же людишки под корень потомство у князей убиенных извели, – упорствовал Мстислав.

– Это верно – извели, – опять согласилась княжна.

За долгие годы общения со своим отцом она давным-давно усвоила одно непреложное правило: если хочешь, чтобы князь начал дудеть в твою дуду, не вздумай ему ни в чем перечить. Горячий и вспыльчивый Мстислав Удатный терпеть не мог, когда ему возражают, а пуще того – обвиняют в неправоте. «Да прав ты во всем, батюшка, – всегда говорила Ростислава. – Токмо ты растолкуй мне, а то не пойму я что-то. Как-то оно получается непонятно…» А далее следовали факты, стянутые неразрывной цепью стальной логики. Тактика была надежная, многократно и с успехом проверенная на деле, и Ростислава менять ее не собиралась:

– А вот откель в том же Пронске людишки сведали – кто перед ним стоит, да с чьей дружины вои эти будут?

– Так они сами об себе сказывали – не таились, – пояснил Мстислав.

– Ишь ты, – осуждающе качнула головой Ростислава. – И впрямь не таились. И это мне тоже в диковину.

– А тут-то чего дивиться? – не понял князь.

– Дело-то уж больно страшное. Чтоб детишек убить – не каждая черная душа такой грех на себя возьмет, а коли и возьмет, так все едино – с утайкой да с опаской к нему приступит. А тут еще и похваляются.

– Видать, вовсе без Бога в душе людишки те были, – вздохнул Мстислав.

– Может, и так, – не перечила Ростислава. – А может и иначе быть. След они свой заметали. Как зайцы на снегу петли делают, чтоб охотник не додумался, куда за косым идти и где он в нору забился.

– След заметали, а сами о себе сказывали во весь голос, – усмехнулся князь.

– А его всяко можно замести. Вот, к примеру, убегла я с Новгорода, а ты за мной вдогон. А я везде на пути своем говорю людям: из Смоленска я, Агафья Володимировна, князя тамошнего дочь, ко святым местам в Суздаль еду.

– Так ты мыслишь, что и они… – протянул Удатный и с невольным восхищением поглядел на умницу дочь.

– Мыслю, батюшка, – кивнула она, тут же подкрепив свою мысль: – Сказывали, что у Константина, когда он из Исад бежал, от воев Глебовых спасаясь, всего трое али четверо осталось из дружины всей. Да и сам он весь в ранах. До того ли ему было, чтоб о детишках княжьих думать? Да и на что они ему? Ведь в Рязани не он сидит, а его брат Глеб. Опять же и послать ему некого, да еще сразу во все места. А ведь сказывают, токмо в Пронск десятка три приехало, да и в другие грады столько же – ты сам-то сочти, батюшка.

– А кто же тогда?… – Мстислав, не договорив, оторопело уставился на дочь. – Убивец-то кто тогда?

– А ты на это место князя Глеба подставь, – предложила Ростислава. – И сразу вмиг все сойдется. И никакой несуразицы уже не будет. Опять же помысли, нешто гражане Рязани стольной утерпели бы непотребство такое, чтоб над ними братоубийца сидел? Они, конечно, не новгородцы вольные, но буйства и у них в достатке. Земли-то украйные, неспокойные, так что там удалец на удальце.

– А я вече сбирать хотел, на Рязань идти, – растерянно протянул Мстислав.

– Собрать его завсегда успеешь, – деловито заметила дочь. – Токмо я другое вспомянула. Ты на Чернигов ведь не просто шел – смоленские князья подсобить просили. Да и Юрия со стола во Владимире ссаживал не для себя – для старшего Всеволодовича старался. А ныне незваным возжаждал пойти. А Рязань незваных гостей не жалует. Там даже покойный Всеволод усидеть не смог, а уж на что силен был.

– Силен-то силен, а со мной потягаться он не возмог – уступил, – заметил Удатный с удовлетворением и легкой гордостью.