Тело Феди упаковали в мешок и вынесли на носилках. Хамид долго объяснял, что нужно дождаться решения родственников о месте похорон, полицейский причмокивал и сожалел, что убитый — иностранец, а неосторожная женщина, так плохо обращающаяся с кинжалом, покончила с собой, выбросившись из башенки в море.

Он поднялся в башенку и смотрел вниз. Лиза подробно рассказывала, как женщина, обезумев, убежала ото всех и бросилась в море.

Полицейский заметил, что внизу не море, а каменистый берег, на что Лиза ответила, что тело, конечно, прибьет прибоем где-нибудь на побережье.

Хамид отдал кассету, на которой подробно отображалась сцена убийства.

Полицейский поинтересовался, почему это все снимали.

Хамид сказал, что у него снимают везде, и показал на экране самого полицейского, тот как раз укладывал вазочку, улыбаясь в черные усы.

Полицейский заметил, что такая предосторожность излишняя, если дело касается представителей власти, тем более что уж очень профессионально вошел кинжал, ну прямиком в сонную артерию. Странное умение для нервной платной девочки. Хамид, кланяясь, согласился.

— Саксофон! — сказал Хамид, когда полиция и машина с телом уехали. — Водки! И это самое… Лиза! — Он оглядывался, не находя секретаря, словно потерявшись. — Где ты, сушеная гусеница! — А Лиза, как всегда, была сзади. — Я на вечер обещал двух девочек очень важному клиенту, проследи, и чтоб машина была «роллс-ройс»! А эту циркачку!.. Завтра, завтра решу.

Потом он плакал под саксофон и пил водку, не закусывая.

Сначала он вспомнил, как выглядела их спальня, когда Макс искал черепаху. Хамид иногда смотрел кино, но, имея Илию, смысла в разглядывании навязанного тебе изображения не понимал. А вот картина развороченной комнаты странно завораживала его до сих пор, возникая иногда перед глазами призрачным кино на грани ужаса и восторга.

Все кровати были выдраны из зацементированных гнезд и раскиданы как попало. Тумбочки разворочены, постельное белье и грязные темно-зеленые одеяла распластаны на полу, некоторые спинки кроватей скручены, Максу удалось даже погнуть металлические уголки у кроватных сеток.

Все двенадцать человек из этой комнаты стоят ровным рядом, преподаватель и надзиратель в растерянности застыли у дверей, в углу комнаты. Разбивая последнюю тумбочку, сопит Макс, он сидит на полу, расставив толстые ноги, и колотит тумбочкой об пол.

Надзиратель с промежутком в несколько секунд визгливо отдает приказание:

— Прекратить!

Макс сразу же спокойно отвечает:

— Черепаха.

Полная нереальность происходящего тошнотой подсасывала под ребрами, малолетние преступники стояли бледные и онемевшие.

— Может, уберут теперь от нас этого вонючего идиота! — шепотом сказал Болт.

— Как же, жди! Персоналу доплачивают за дебилов, мне врач говорил! — Это Севрюга, тоже шепотом, но так, чтобы слышал учитель.

— Прекратить! — Это надзиратель.

— Черепаха. — Это Макс, удовлетворенно — он наконец доломал тумбочку.

— А мусор уже вывозили? — спрашивает Федя и просится выйти.

Он роется в мусорных, баках, их два, из окна больничного изолятора сквозь решетку на него смотрит девушка Наталья с косой, удивленно и насмешливо. Федя чувствует ее взгляд, замирает, но не позволяет глазам найти красивое лицо, он специально смотрит выше, разглядывая узкие окна и старую кирпичную кладку между ними, отмечая боковым зрением странную неподвижность Натальи в окне, а на самом деле она показывает ему язык и пританцовывает слегка под музыку: в кабинете отца открыта дверь и немилосердно орет радио.

Феде непонятно, кто и когда успел выбросить черепаху, но он находит бумажный сверток и ощупывает твердый полукруг панциря, отворачивая лицо. Потом бежит через двор, держа черепаху обеими руками перед собой. Запыхавшись, Федя кладет бумажку перед Максом — тот все еще сидит на полу в задумчивом оцепенении.

— Самохвалов, встать в строй! — кричит ничего не понимающий надзиратель и зажимает нос.

— Да вы не понимаете, он же дальше по комнатам бы пошел, он черепаху ищет!

— Это полная антисанитария, немедленно выбросить!

Макс никого не слышит, он гладит холодный панцирь и улыбается.

— Когда он улыбается, — говорит Федя шепотом Хамиду, — он становится умней.

— Зачем ты это приволок, я не могу спать от вони, я с таким трудом выкинул эту гадость. — Хамид смотрит на Федю грустно, Федя страшно изумлен.

Макс встает, сопит, подходит к строю, отталкивает Хамида и становится рядом с Федей. Он ласково смотрит на Федю сверху, укладывает свое сокровище в холщовый мешок на груди и, конечно, говорит: «Черепаха».