Васильев Владимир Николаевич
Шрифт:
В который раз уныло выслушав голос дикторши, Веня все же решил пойти в бар. Но, во-первых, через сортир, а во-вторых, в баре первым делом выпить не пива, а чаю. Да с какими-нибудь сосисками или на худой конец — бутербродами.
В сортире ощутимо пованивало и вдобавок не работала половина кабинок — и без того не ахти какой просторный пис-холл был поделен пополам полосатой полицейской ленточкой, заходить за которую, понятное дело, не рекомендовалось. Все эти радости Веня выяснил еще перед первой задержкой. С унынием отметив, что земная космонавтика в общем-то переживает упадок, Веня подхватил сумку и зашагал через зал в направлении сортира.
«А с чего бы ей переживать расцвет, земной-то космонавтике? — думал он. — Целей достойных нет. Пашем на науку, каковая сейчас мало кого всерьез интересует.
Ситуация и впрямь была довольно унылая. Космос перестал манить людей, вот в чем беда. Человечество закрутилось в делах земных, как белка в колесе, погрязла в сиюминутных колыбельных проблемах. Околоземное пространство, правда, освоили довольно густо — плюнуть некуда, чтобы не угодить на обшивку какого-нибудь спутника. Собственные аппараты на орбиту даже Камбоджа и остров Питкэрн запустили. Ибо связь, навигация, метеонаблюдение, шпионаж, в конце концов. В этом люди видели практический смысл. А какой практический смысл, скажем, в полете на Луну? Или на Марс? Что там делать, на Луне или Марсе?
Месить инопланетную пыль? Что, кроме морального удовлетворения, могло получить человечество от высадки на безжизненные планеты, рядом с которыми даже знаменитая Долина Дьявола выглядит райским уголком? Ну, кое-какие научные данные, бесспорно, пополнились бы. Но от этого у программиста из Кентукки или садовода из Коктебеля разве денег прибавится? Или срок жизни удлинится?
Жители Земли становились все более и более приземленными и практичными. Особенно по мере того, как принялась загибаться природа и перестало хватать ресурсов. Каким образом на скудненькие космические исследования и подобные им программы изыскивались средства, Веня даже не представлял.
Погруженный во все те же философские с оттенком грусти мысли Веня вошел в бар. Почти одновременно с объявлением дикторши о посадке борта «Ниппон» — «Холодный» — «Омега-двенадцать» — «Канаверал».
«Хоть у кого-то проблем нет, — подумал Веня. — Впрочем, откуда я знаю — по расписанию этот борт сел или как обычно? Вряд ли как обычно...»
Он успел заказать чаю с сосисками и просмотреть первую полосу позавчерашней газеты, валяющейся на столе. А потом поднял взгляд на входные двери. Скорее всего реагируя на чей-то пьяный возглас, диссонансом разорвавший тишину сонного бара на почти пустом космодроме.
«Севшие, что ли, надрались в полете?» — подумал Веня с неудовольствием. Сейчас любая мысль о полете вызывала у него неудовольствие.
А потом Веня встал и заорал сам:
— Зоран!!! Твою мать!!!
Надо же! Зоран Радманица! Мало того, что однокашник,
так еще и сосед по комнате в академической общаге!
— Веня! — Зоран с трудом сфокусировал взгляд, но приятеля все же узнал. — Чего это ты тут торчишь?
— Борта жду! — Веня подбежал к оч-чень не слабо поддавшему Зорану — на ногах тот держался еле-еле. Но Радманица всегда отличался тем, что, даже когда на ногах держался нетвердо, неизменно сохранял ясность мышления,
— Дался тебе этот борт... — фыркнул Зоран. — Бросай космос ко всем чертям. Поехали ко мне, в Струмицу! К маме! Виноград убирать!
— Я бы с радостью, — вполне искренне вздохнул Веня. — Но сам же знаешь — работа, будь она неладна...
— Уже не знаю, — заявил Зоран и рухнул на стул. — Меня уволили.
Веня уселся на свое место и тут же подавил желание вновь вскочить.
— Как уволили?
— А вот так. Вышвырнули. Без выходного пособия. Ты что это тут пьешь? Чай? Рехнулся, да? Официант, водки!
— Погоди, погоди, — затараторил Веня. — Расскажи толком. В чем дело? И чем ты вообще занимался? Или подписка?
— Была подписка. Понимаешь — БЫЛА. Теперь нету. Вольный птах.
Официант за стойкой неторопливо загружал поднос. Графинчик, рюмки, сок, фужеры. Салфетки.
— Где работал? — не унимался Веня.
— Станция «Омега-двенадцать».
— Это оборонка какая-нибудь?
— Ну, можно сказать и так.
— А за что вышибли?
— За безделье. Там и одному-то работы раз в году на два часа. А нас четверо было.
— Н-дя. — Веня задумчиво почесал кончик носа. — Ну, чем занимались я не спрашиваю...
— А ты спроси. — Зоран покосился в сторону официанта — тот как раз обходил стойку, чтобы подхватить сервированный поднос со стороны зала. — А я отвечу. Морочили голову инопланетянам.
Веня едва не поперхнулся чаем.
— Кх... Кому?
— Инопланетянам, — невозмутимо повторил Зоран. — Ей-ей не вру.
Веня принялся затравленно озираться, но в баре, кроме них, находился только официант да какой-то грузный толстяк перед экраном эс-ти-ви. В ушах толстяка чернели акустические бусины и разговор приятелей он слышать не мог по определению.