Шрифт:
То обстоятельство, что уже к концу 1917 года Троцкий стал олицетворением Советской власти, ярко демонстрировало те перемены, которые произошли с ним в течение этого года. За год двух грандиозных революций, радикальным образом изменивших Россию, Троцкий превратился из жителя Нью-Йорка и гражданина США в одного из ведущих руководителей России. За еще меньший срок он превратился из заклятого врага большевизма, против которого он 14 лет вел борьбу, в одного из виднейших руководителей большевистской партии. Его готовность проявить непоколебимую твердость в осуществлении Октябрьского восстания и подавлении врагов большевистской партии на фоне колебаний среди наиболее близких коллег Ленина (особенно Каменева и Зиновьева) позволило Троцкому быстро занять второе место по значимости среди руководителей РСДРП(б). Те, кто в США обеспечивал Троцкому быстрый приезд в Россию, могли испытывать полное удовлетворение.
Насколько глубокими были эти быстрые перемены? В какой степени было искренним превращение в яростного большевика Троцкого, который еще в мае 1917 года говорил о неприятии большевизма? Не было ли оно следствием «жизненного расчета», как и у тех людей, которые проголосовали в ноябре 1917 года за сионистские партии и, следовательно, против большевиков и за отъезд из России, но затем пошли на российскую государственную службу к большевикам? Не был ли его вновь обретенный большевизм удобной маской, которую он надел, чтобы скрыть все свои глубокие разногласия, отделявшие его от этого политического течения?
Трудно себе представить, что человек, яростно сражавшийся с идейными основами большевизма в течение 14 лет, вдруг за считанные месяцы превратился в одного из искренних сторонников большевистской партии. Также трудно себе представить, что человек, который исписал горы страниц, чтобы обосновать причины своего презрения к России, давно ставший «гражданином мира» и мечтавший осесть в США, вдруг превратился в члена правительства России, а стало быть, в лицо, стоявшее на страже ее высших интересов. Еще труднее поверить, что человек, жизненный и творческий опыт которого был связан исключительно с журналистикой и устными выступлениями, вдруг окажется компентентным государственным деятелем.
Скорее всего, эти перемены были поверхностными и Троцкий, подобно Мотэле Блоху, лишь обрел внешние черты и освоил лексику, которые отвечали его новой социальной роли. Однако, как и у Мотэле Блоха, у Троцкого быстро обнаружилась его неподготовленность к государственной работе.
БРЕСТСКАЯ КАТАСТРОФА
Сохранив за собой руководство Петроградским Советом и став членом «внутреннего кабинета» совнаркома и бюро ЦК партии, Троцкий продолжал активно влиять на формирование внутренней политики страны. Предложенный ему пост наркома иностранных дел (а это предложение не встретило у него возражений) позволял Троцкому непосредственно участвовать в определении и проведении внешнеполитического курса. Такое положение в руководстве партии и правительства позволяло Троцкому лучше реализовывать теорию перманентной революции, в соответствии с которой интересы российской революции имели второстепенное значение по сравнению с задачами мировой революции.
Предлагая этот пост Троцкому, Ленин, вероятно, учитывал широту его международных связей и пропагандистский талант будущего наркома иностранных дел. Между тем вручение руководства внешней политикой человеку, которого Ленин в течение долгого времени оценивал как безответственного и беспринципного интригана, было рискованным предприятием. В результате решения II съезда Советов внешнеполитическая активность России оказалась в руках блестящего оратора и яркого публициста, не имевшего никакого опыта дипломатической работы, склонного подчинять политическую деятельность своим амбициозным планам и относящегося с бесконечным презрением к стране, которую он представлял на международной арене. Это было особенно опасно, так как положение России, во многом зависевшее от внешнеполитической активности ведущих держав двух противоборствующих группировок, требовало высокого профессионализма и ответственного отношения к судьбе страны.
Победа большевиков в Октябре и провозглашение ими выхода из войны целью своей внешней политики создали сложную международную ситуацию, в которой цели Советского правительства, стран Центрального блока и Антанты характеризовались сочетанием непримиримых противоречий и совпадающих интересов:
1. Обескровленная войной Россия и ослабленные экономической блокадой, но еще стремившиеся к достижению победы в войне страны Центрального блока желали подписания мира между собой. Для Антанты сепаратный мир нес угрозу поражения в войне и фактически превращал Советскую Россию в союзника Германии, а стало быть, врага. Срыв переговоров о мире открывал возможности для возобновления сотрудничества Антанты с Россией.
2. И страны Антанты, и страны Центрального блока желали раскола России, ее ослабления и превращения во второсортную страну. Прекращение войны могло бы повести к созданию единого антироссийского фронта стран Запада. Такой блок мог быть создан в ходе европейской капиталистической интеграции, которая пропагандировалась под лозунгом «Соединенные Штаты Европы».
3. С точки зрения революционной идеологии для Советского правительства все империалистические державы Запада были непримиримыми врагами, власть в которых должна быть свергнута в результате восстаний пролетариата.
Все эти противоречивые факторы в разной степени, но отчетливо, проявились на протяжении первых же месяцев после Октября.
Главной целью внешней политики Советского правительства являлся поиск выхода из мировой войны. В своем декрете о мире от 26 октября (8 ноября) 1917 года съезд Советов предложил прекращение огня всем воюющим сторонам. 7 (20) ноября Троцкий обратился к послам союзных с Россией держав с официальным предложением немедленного перемирия на всех фронтах и открытия мирных переговоров.