— Да, да, — согласился Евгений добродушно. — Давай отмучаемся вместе. Харчи там всегда так себе, скукота, разумеется, но муттер есть муттер, никуда от этого не денешься. Вымойся, переоденься — и дунем. Все-таки мы молодежь, цветы жизни, надо украсить собой их мещанское общество.

— Чемодан твой в коридоре, у ванной, — сказала Варя.

Женька плотно притворил за Володей дверь.

— Ты ничего ему не скажешь?

— Нет, я не могу.

— Может быть, мне?

— Не суйся. Никто этого не может сказать, кроме папы.

— Но если ты все время станешь реветь…

— А уж это не твоего ума дело!

Евгений пожал плечами.

— Во всяком случае, его нужно держать побольше здесь, — посоветовал он. — На людях всегда легче. Ну, а самый факт — что ж, погибнуть в бою с фашизмом, да еще так, как Афанасий Петрович…

— Замолчи!

Из чемодана Володя достал смену белья, выстиранную и заштопанную еще старухой Дауне, вынул пакет с сургучными печатями, носки, галстук, который так и не привелось повязать ему за все время своей практики, серую, «смерть прачкам», рубашку. И с тоской взглянул на стопочку книг, перевязанных бечевкой. Ни строчки не прочитал он в Черном Яре.

Женька вышел в коридор, увидел пакет, присвистнул:

— Ого! Воображаю, что тут написано. Давай осторожненько вскроем, потом объяснишь, что печати сломались сами. Прочтем, интересно же!

— Положи на место! — велел Володя.

— Здорово ты все-таки провонялся больницей, — сказал Евгений. — И ни одной вещички не приобрел! А я, между прочим, схватил себе в тамошнем сельмаге великолепный отрезик на костюм из-под прилавка. Провернул мероприятие — лекцию, конечно бесплатную, тема: «Гигиена брака», подал под острым соусом — и все в полном порядочке. Пятый курс, надо иметь вид…

Володя терпеливо промолчал: он решил больше не вязаться с Евгением. Все равно, словно об стенку горохом…

В ванной Володя побрился, пустил душ и долго наслаждался обрядом мытья, унаследованным от отца. Это отец его научил взбивать пену мочалкой, мыться «малой» и «большой» водой, полоскаться «начерно» и «набело», пробовать чистоту волос «на скрип». Когда-то давно они вместе ходили в баню и мылись там подолгу, охали, парились, пили квас и начинали все сначала. Наверное, и в Испании отец отыскал баню. Какую-нибудь мраморную, с кариатидами и парящими в воздухе розовыми амурами…

— Ты долго еще будешь мыться? — спросил Евгений.

Варя повязала Володе галстук — он совсем не умел делать такие вещи — и пригладила волосы щеткой. Евгений попрыскал на себя из пульверизатора, Володя подал Варе плащ.

— Да, мы обедать дома не будем! — крикнул Женя.

— Не завою, — сказал дед из кухни, где шуршал листами журнала «Огонек». Он очень любил рассматривать картинки. — Интересно, как там накушаетесь. Видел давеча ихнюю Паньку на базаре: дали, говорит, всего ничего денег, а обед на цельную роту велено сготовить…

Ираида и несколько незнакомых Володе накрашенных женщин уже сидели на холодной и мозглой террасе у Валентины Андреевны. Поверх скатерти Ираида раскладывала желтые дубовые и кленовые листья — под каждым прибором и под каждой рюмкой должна была лежать такая «живая» салфетка.

— А, деревенский доктор приехал, — сказала Валентина Андреевна и протянула Володе руку для поцелуя, но он не поцеловал, а только сильно встряхнул. — Ну как там? Все лечили?

— Все лечили, — грубым голосом ответил Володя.

Додика еще не было, он проводил какие-то мотоциклетные соревнования. Во дворе, на цепи вякала Додикова охотничья собака. Подруга Валентины Андреевны Люси Михайловна, значительно подняв бровки, говорила:

— Ах, дорогая, не спорьте, пожалуйста, со мною, преждевременные морщины — результат нашего невнимания к себе. Например, смех. Посмотрите, как я смеюсь. Округляю полость рта и смеюсь: хю-хю-хю, — сделала Люси Михайловна. — Смеховой акт в наличии, а мускульная система не расслабляется…

Володя смотрел на Люси Михайловну выпученными глазами. Варя слегка толкнула его в бок. Евгений расхаживал по веранде, курил папиросу и сердито переговаривался с Ираидой. А нахальный толстый коротышка Макавеенко по обыкновению рассказывал накрашенным гостям свои анекдоты и сам первый смеялся.

Пришли еще какие-то неизвестные Володе муж с женой. У него было львиное лицо, а она так громко шуршала шелком, что казалось, будто все время сердито шепчет.

— Кто такие? — поинтересовался Володя.