— Если у тебя есть еще какое-нибудь оружие, лучше скажи сразу. А то ведь, знаешь, как бывает: увижу у тебя что-то неположенное, да с перепугу и пристрелю.

— Нож в правом сапоге, — нехотя промолвил капитан. — А в левом — кистень.

Оуэн избавил капитана от этих инструментов божьей веры и на всякий случай заткнул их себе за пояс.

— Так-то лучше, капитан. А теперь ступай и сообщи своей команде скверную новость. Когда твои молодцы выметутся с моего корабля, отправишься к матери Беатрис и доложишь ей, что да как. Думаю, следующий корабль заглянет сюда не скоро, а до тех пор она приставит тебя к полезному делу.

— Ты не можешь сделать этого, Охотник за Смертью!

— Неужели? — с интересом спросил Оуэн. — А ты, часом, не знаешь, кто мне в этом помешает? Нет? Тогда собирай своих прихвостней и марш к святой Беа. Скачи резво, как кролик. И не досаждай мне больше, не то я напущу на тебя Бона.

Капитан Радость Господня — Ротштайнер понял, что попал между молотом и наковальней. Он вернулся на борт корабля, который еще совсем недавно был его кораблем, и сорвал часть дурного настроения на экипаже. Оуэн же отправился на поиски Тобиаса Муна. Теперь, когда Охотник за Смертью обзавелся кораблем, ничто не могло помешать ему убраться с этой планеты.

Тобиас Мун оставил туго замотанный в красную листву контейнер за оградой Миссии. На всякий случай. Он со всей возможной деликатностью сообщил матери Беатрис о смерти сестры Марион и, оставив настоятельницу наедине с ее горем, пошел искать Оуэна. За время обратного пути нога его полностью исцелились. При мысли о том, что подобная способность к регенерации могла бы, пожалуй, спасти и погибшую монахиню, он ощутил некое новое чувство. Возможно, чувство вины. Тобиас как раз размышлял об этом, когда к нему подошел Оуэн.

— Хорошая работа, Мун! Молодчина. Были какие-нибудь затруднения?

— Да так, небольшие, — замялся Мун. — Сестра Марион погибла.

— Вот ведь черт! — воскликнул Оуэн. — Черт! Она мне нравилась. Я даже не предполагал, что кто-то может пострадать. Это, наверное, мое проклятие. Люди вокруг меня так и мрут. Что враги, что друзья. Они умирают, а я продолжаю делать свое дело. Марион была хорошим бойцом. Но что я теперь скажу матери Беатрис?

— Ей я уже все рассказал, — промолвил Мун. — И вот что… Скажи, Оуэн, тебя никогда не беспокоило, как мы используем простых смертных? Мы позволяем им гибнуть ради достижения наших целей.

— Мне трудно сосчитать, сколько раз я рисковал жизнью ради спасения человечества, — проворчал в ответ Оуэн. — Кроме того, я никогда и никого не просил умереть ради меня. Да, порой дела оборачиваются не лучшим образом, но такова жизнь.

— Ты имеешь в виду, «такова смерть». Ладно, скажи лучше, что теперь делать с двигателем, который я притащил?

— На посадочной площадке стоит курьерский корабль, — сообщил Оуэн, немедленно перейдя к делу, — Демонтируй его двигатель и замени на звездный привод. Не думаю, чтобы это было слишком сложно: привод универсален и спроектирован с учетом возможности установки на человеческие корабли различных модификаций.

— Займусь этим без отлагательства, — заверил Мун, но помедлил и, смерив Оуэна немигающим взглядом, спросил: — Ты ведь собираешься на поиски Хэйзел, верно?

— Конечно. Ей нужна моя помощь.

— Империи, судя по тому, что я услышал, тоже. Похоже, сам ад сорвался с цепи.

— Не припоминаю, чтобы он хоть когда-нибудь смирно сидел на этой самой цепи. И вообще: неужели я не имею права на личную жизнь? Права спасти тех, кто мне дорог?

— А как насчет чести?

— А при чем тут честь?

— Боюсь, на самом деле ты так не думаешь.

— Может быть, — согласился Оуэн. — Может быть, и не думаю. Но мне осточертело совершать геройские подвиги ради людей, которых я никогда в жизни не видел. Некоторое время Империя сможет обойтись и без меня. Кое-кому совсем даже не помешает научиться стоять на собственных ногах. Порой… порой надо следовать зову своего сердца, наплевав на возможные последствия. Как раз это и означает быть человеком.

— Буду иметь это в виду, — сказал Мун. — Знаешь, порой быть человеком очень трудно.

С этими словами хайден ушел, чтобы заняться транспортировкой привода на посадочную площадку. К счастью, и то и другое находилось за оградой Миссии.

Оуэн проводил друга взглядом, а мысль о своем эгоизме отогнал подальше. В конце концов раньше он никогда не просил ни о чем для себя лично. Напротив, чтобы стать героем и воителем, к чему у него отроду не было ни малейшей склонности, ему пришлось многим пожертвовать. Очень многим. Но будь он проклят, если пожертвует еще и Хэйзел!

Услышав позади шаркающие шаги, Оуэн обернулся и увидел Ротштайнера, бывшего капитана. Святоша выглядел еще хуже, чем раньше. Встретившись с неподвижным взглядом Охотника за Смертью, Ротштайнер замедлил шаг, остановился на расстоянии, показавшемся ему безопасным, и сказал: