Когда я решила, что с него хватит, я позвала:

— Гордон Беннингтон!

Он будто не слышал — прижимался ртом к ране, держа мою руку.

Я тихонько постучала его лезвием по голове:

— Мистер Беннингтон, здесь люди ждут, чтобы с вами поговорить.

Не знаю, то ли от слов, то ли от прикосновения клинка, но он поднял глаза и медленно выпустил мою руку. Глаза стали более осмысленными. Так всегда бывает от крови — она возвращает глазам свойственное им выражение.

— Вас зовут Гордон Беннингтон? — спросила я. Все должно было быть по форме.

Он закивал головой.

— Нам нужно, чтобы вы ответили вслух, мистер Беннингтон. Для протокола, — заявил судья.

Гордон Беннингтон смотрел на меня. Я повторила слова судьи, и Беннингтон заговорил:

— Меня зовут... меня звали Гордон Беннингтон.

Есть и хорошая сторона в том, что я стала поднимать мертвых лишь своей собственной кровью: они знают, что мертвы. До того мне приходилось поднимать тех, которые этого не осознавали, и это было очень тяжело — сообщать им, что они мертвы и я прямо сейчас положу их в могилу. Чистый кошмар.

— Что было причиной вашей смерти, мистер Беннингтон? — спросила я.

Он вздохнул, и я услышала, как свистит воздух, потому что правая сторона груди у него была снесена почти начисто. Рану скрывал костюм, но я видела фотографии судебных медиков. И вообще знала, что делает двенадцатый калибр при выстреле почти в упор.

— Огнестрельная рана.

У меня за спиной возникло напряжение — я ощутила его за гулом круга сила.

— Как вы ее получили? — спросила я тихим, успокаивающим голосом.

— Я выстрелил в себя, спускаясь по лестнице в подвал. С одной стороны группы раздался крик триумфа, с другой — нечленораздельный вопль.

— Вы выстрелили в себя намеренно?

— Нет, конечно, нет. Я споткнулся, и ружье выстрелило. Глупость, страшная глупость.

За мной уже все вопили. В основном слышался ор миссис Беннингтон:

— Я ж вам говорила, эта стерва...

Я повернулась и спросила:

— Судья Флетчер, все ли вы слышали?

— Почти все, — ответил он. И, включив свой гулкий голос в режиме форсажа, он крикнул: — Миссис Беннингтон, если бы вы соизволили замолчать на миг и послушать, вы бы услышали: ваш муж сказал, что погиб в результате несчастного случая.

— Гейл! — произнес Гордон Беннингтон дрожащим голосом. — Гейл, ты здесь?

Меньше всего мне нужна была душещипательная сцена на могиле.

— Судья Флетчер, мы закончили? Я могу положить его обратно?

— Нет! — Это было сказано из группы юристов «Фиделис». Конрой шагнул к нам. — У нас есть вопросы к мистеру Беннингтону.

Они стали задавать вопросы. Сперва я должна была их повторять, чтобы Беннингтон мог ответить, но он вскоре освоился и начал отвечать сам. Вид у него лучше не стал — внешне, но он собрался, стал лучше воспринимать окружающее. Заметив среди собравшихся жену, он сказал:

— Гейл, прости меня, мне так жаль! Ты была права насчет ружей. Я с ними неосторожно обращался. Прости, что покинул тебя и детей.

Миссис Беннингтон приблизилась, сопровождаемая адвокатами. Я подумала, что их надо попросить не подпускать ее к могиле, но она сама остановилась за кругом, будто чувствовала его. Иногда удивляться приходится, кому дается этот дар. Но вряд ли она сама поняла, почему остановилась. Да, и конечно, руки она крепко прижимала к себе — не пыталась протянуть их к мужу. Наверное, не хотела знать, какова эта восковая кожа на ощупь. Ее можно понять.

Конрой и его коллеги хотели задавать вопросы и дальше, но судья положил этому конец.

— Гордон Беннингтон ответил на все ваши вопросы достаточно подробно. Пора нам отпустить его... на покой.

Я была согласна. Миссис Беннингтон заливалась слезами, и Гордон бы тоже залился, да только его слезные протоки высохли много недель тому назад.

Я завладела вниманием Гордона Беннингтона:

— Мистер Беннингтон, сейчас я положу вас обратно в могилу.

— А Гейл и дети получат теперь страховку?

Я оглянулась на судью. Он кивнул:

— Да, мистер Беннингтон.

Он улыбнулся — попытался улыбнуться.

— Спасибо. Если так, я готов. — Он оглянулся на жену, все еще стоящую на коленях в траве возле могилы. — Я рад, что выпала возможность попрощаться.

Она мотала головой не переставая, и по лицу ее текли слезы.

— И я, Горди, я тоже рада. Я по тебе скучаю.

— И я по тебе, адская моя кошечка.

Она разразилась рыданиями, спрятав лицо в ладонях. Если бы ее не подхватил один из адвокатов, она бы рухнула на землю.