Она не подчинила меня, она врезалась в меня оглушительным, перехватывающим дыхание ударом силы. На миг — или на вечность — я повисла в пустоте. Не стало ни джипа, ни Калеба, я ничего не видела, не ощущала, меня не было. Не было ни света, ни тьмы, ни верха, ни низа. Я испытывала близкую смерть, мне случалось терять сознание, отключаться, но в тот момент, когда Белль меня пронзила, я была ближе всего к ничто за всю свою жизнь.

В это ничто, в эту пустоту упал голос Белль:

— Жан-Клод начал танец, но оставил его неоконченным между тобой, собой и волком. Он позволил сантиментам повлиять на его решение. Я не могу не спросить себя, так ли я хорошо его выучила.

Я хотела ответить, но не помнила, где у меня рот или как надо вдохнуть. Я не могла вспомнить, как отвечают.

— Я это обнаружила у волка, но не смогла исправить, потому что он не мой подвластный зверь. Я не понимаю собак, а волк очень похож на собаку.

Ее голос шептал во мне все ниже и ниже, дрожал в теле, но, чтобы ее голос танцевал в моем теле, мне надо было иметь тело. Я снова оказалась в нем, будто упав с огромной высоты. Я лежала, тяжело дыша, на полу, глядя на пораженное лицо Калеба и встревоженное лицо Натэниела.

Голос Белль скользил по моему телу как умелая рука. До меня вдруг дошло, кто обучил Жан-Клода использовать голос как средство соблазна.

— Но тебя, ma petite, тебя я понимаю.

Я глубоко и прерывисто вдохнула, и больно стало во всей груди, будто я долго-долго обходилась без дыхания. Голос оказался хриплым:

— О чем ты лопочешь?

— Четвертая метка, ma petite. Без четвертой метки ты не принадлежишь Жан-Клоду по-настоящему. Это как различие между помолвкой и браком. Одно навсегда, другое — не обязательно.

Я поняла, о чем она говорит, за секунду до того, как увидела два танцующих медового цвета огня перед собой. Я знала, что это вторая метка, потому что уже до этого трижды ее получала: дважды от Жан-Клода и один раз от вампира, которого я убила. Никогда раньше я не могла от этого защититься. Я знала по опыту, что никакое физическое действие меня не спасет. Это не то, что можно ударить или застрелить. А я терпеть не могу ничего такого, что не ударишь и не подстрелишь. Зато у меня есть другие умения, не совсем физические.

Я потянулась по метафизическому шнуру к Жан-Клоду. Голос Белль парил надо мной, она оттягивала момент, наслаждаясь моим страхом.

— Жан-Клод еще мертв, он тебе не поможет.

Темные огни глаз начали снижаться, будто ангел зла спускался пожрать мою душу. Я сделала тогда единственное, что пришло мне в голову, — потянулась по другой стороне нашего метафизического шнура. Туда, где мне уже много месяцев не было помощи. К Ричарду.

Мне явился образ Ричарда в горячей ванне, на руках у Джемиля. Ричард поднял глаза, будто увидел меня. Он шепнул мое имя, но либо был слишком слаб, чтобы оттолкнуть меня, либо не пытался это сделать. На миг было так, как я и хотела, но меня тут же дернули назад, и я оказалась в собственной голове, в собственном теле. На этот раз Ричард не отбросил меня. Темные медовые огни горели у меня перед лицом, и неясно угадывалось очертание черных длинных волос, туман лица.

— Что это с нами в машине? — вопил Калеб. — Я ничего не вижу, но я чувствую! Что это за хреновина?

Приглушенный голос Натэниела прозвучал как-то громко:

— Белль Морт.

У меня не было времени поднимать глаза, смотреть на спутников, потому что заговорили губы фантома.

— Я не дам тебе получать силу от твоего волка. Я тебе поставила первую метку, и ты даже не знала этого. Я тебе дам вторую метку здесь и сейчас, и сегодня Мюзетт как мой представитель даст тебе третью. Когда мы с Жан-Клодом будем в тебе равны, три на три, тогда ты придешь ко мне, ma petite. Ты поедешь туда, куда я скажу тебе, сделаешь то, о чем я попрошу, лишь чтобы попробовать моей сладкой крови.

Фантомные губы опустились к моим. Я знала, что, если она запечатлеет на мне свой призрачный поцелуй, я окажусь в ее власти. И я сделала то, что всегда делаю, — попыталась ударить в это лицо, но его не было. Я вскрикнула без слов и испустила метафизический вопль:

— Помогите!

И вдруг я ощутила запах леса, свежевскопанной земли, мокрой листвы под ногами и сладковато-мускусный запах волка.

Белль могла не дать мне потянуться к Ричарду, но не могла не дать ему тянуться ко мне.

Сила Ричарда встала надо мной сладковато пахнущим облаком, отталкивая прочь эти горящие глаза, призрачный рот.

Она засмеялась, и смех скользнул по моему телу, заставил задрожать, задержал дыхание в горле. Это было так хорошо, так прекрасно, хоть моя голова вопила, что это плохо.

— Вы слышали? Кто-то смеялся? — спросил Калеб.

Джейсон сказал «нет», Натэниел сказал «да».

Белль шептала вдоль моей кожи, и даже дышащая на меня сила Ричарда не могла заглушить ее голос.