— Ну как тебе сказать?.. Для одинокого человека у меня слишком большая квартира. Некоторым кажется, что она должна быть компактнее. Два метра в длину и сантиметров шестьдесят в ширину… — мрачно пояснил старик, не то вшагивая, не то падая в подошедший лифт.

Меф последовал за ним. Лифт поднимался толчками, очень медленно. Их лица соседствовали: Буслаев и старик были одного роста. Только один рвался вверх, другого же время пригибало к земле.

Старик, не отводя глаз, спокойно разглядывал Мефа. Его голова была похожа на облетевший одуванчик. Беззащитная, голо-пористая, на тонкой шее. Когда старик говорил, голова вздрагивала и откидывалась назад, точно от ветра. Желто-седые волосы торчали как пух и усиливали сходство с одуванчиком.

— Что, страшный? — понимающе спросил старик.

— Да нет, — поспешно заверил его Меф и, понимая, что старик ему не поверил, добавил: — Ерунда все это!

Старик усмехнулся, оценив искренность.

— И правда, ерунда! Как ни крути, большая часть жизни приходится на старость. От пятидесяти до восьмидесяти столько же, сколько от нуля до тридцати. Сейчас тебе, конечно, не понять, но когда-нибудь… — Старик замолчал и уверенно протянул Мефу коричневатую, неожиданно сильную ладонь.

— Будем знакомы. Азеф Ефимыч. Но это длинно. Зови меня Азеф.

— Мефодий.

Старик на мгновение закрыл глаза, точно пробуя имя на вкус.

— Звучно. Ко многому обязывает, — вполголоса оценил он.

Квартира у старика была большой и гулкой. На рассохшемся дубовом паркете лежали яркие пятна солнца. Массивный, семидесятых годов приемник, ловя неведомую волну, откашливал забытый фокстрот. На ковре висела тусклая, узкая, сильно загнутая сабля с неотчетливой, почти безвольной рукоятью.

— Персия. Конного боя. В пешем ей только колбасу пилить, — не задумываясь, сказал Меф.

— Я вижу, ты знаешь в этом толк… Подарок одного монгола. Хороший был парень, занимался джигитовкой. С коня тушил саблей свечи. Мы вместе гастролировали много лет, — сказал Азеф, не оборачиваясь.

Он стоял у шкафа с лекарствами, деловито выщелкивая на ладонь таблетки. Меф был послан на кухню за водой. Когда он вернулся, губы старика уже не были синими.

— Вы циркач? — спросил Мефодий.

Старик ответил не сразу. Медленно, мелкими глотками выпил воду и поставил чашку на подоконник.

— Воздушный гимнаст, хотя сейчас в это непросто поверить. Ты когда-нибудь слышал о Сулержицком?

— Нет.

Азеф махнул рукой.

— Неважно. Поговорим о другом. Ты помог мне. Зачем?

— Ну надо же помогать людям… Вы не звали на помощь. Почему? — с интересом спросил Меф.

Старик покрутил в пальцах коробку, поставил ее на место и пальцем захлопнул шкафчик.

— Не люблю казаться слабым. Ты ведь тоже не любишь, не так ли?

— Мало кто любит. Если только слабость не используется как атакующее оружие, — сказал Меф, вспоминая Вихрову. — Эти трое… Они вернутся?

Старик внимательно посмотрел на Буслаева. В его взгляде, как показалось Мефу, скрывалась ирония. Еще бы: шестнадцатилетний юнец с хвостом светлых волос, чудом подшибивший налетчика банкой со сгущенкой, лезет покровительствовать. Наглое, самоуверенное, хотя, возможно, не самое плохое поколение.

— А если вернутся, ты что, будешь меня защищать? Наберем много банок со сгущенкой, с кукурузой, с зеленым горошком и устроим тотальную войну? — спросил он.

— Ну хотя бы попытаемся, — осторожно сказал Меф.

Азеф кивнул, оценив точность и искренность ответа.

— Что ж… Лучше вдвоем, чем одному. Но поначалу попытаюсь разобраться сам. Не в первый раз, — сказал он, кивнув на телефон.

В его тоне было нечто такое, что Меф почувствовал: Азеф ставит точку и просит его уйти.

— Ну как хотите! Если что — звоните! — сказал Буслаев и продиктовал свой номер.

Старик записал номер прямо на обоях, использовав ручку, болтавшуюся на нитке у телефона. Мефу показалось, для того, чтобы не обижать своего молодого знакомого. Меф вышел на площадку и сел в лифт, чувствуя на себе внимательный, испытующий, почти физически ощутимый взгляд старика.

Кабина была уже внизу, а старик все смотрел на закрывшиеся двери лифта.

Внизу у подъезда Меф нашел свою сгущенку. От знакомства с затылком банка не пострадала, хотя этикетка и была счесана последующим падением на асфальт.

«На ужин пригодится», — решил Меф.