– Я знаю.

– В общем, как бы то ни было, я познакомилась с ней. Узнала, что она тоже от чего-то скрывается. Ей это, как и мне, не очень удавалось. И тогда я предложила на некоторое время назваться ее именем и дать ей возможность по-настоящему исчезнуть.

– Я хочу сразу выяснить это, Роб, – перебил ее я. – Это вы ей предложили так сделать?

Она подумала с минуту и сказала:

– Она подготовила для этого почву. Я думаю, что это была ее идея.

– Вы в этом уверены?

– Да, определенно. Можно мне еще выпить, Дональд? Вы меня совсем отрезвили, заставив говорить об этом. Сегодня вечером я не собиралась быть трезвой. Мне хотелось звонить в чужие дверные звонки и вообще совершать всевозможные чудачества.

– И все-таки сначала расскажите мне некоторые подробности. Например, о том, когда вы в первый раз услышали о смерти Нострэндера?

– Поставьте себя на мое место, – ответила она. – Из-за меня уже было совершено одно убийство. Я старалась избежать дурной славы. Ну а когда это вновь случилось, я действовала инстинктивно. Мне хотелось бежать куда глаза глядят.

– Не очень правдоподобно, Роб.

– Что неправдоподобно?

– Причина вашего бегства.

– Но это правда.

Я посмотрел ей в глаза и сказал:

– Роб, никто не думал, что вы можете быть замешаны в убийстве молодого человека, с которым катались в машине в 1937 году, но, согласитесь, два убийства в жизни одной молодой девушки – слишком много. Вас станут расспрашивать об этом старом убийстве. И это будут уже не те доброжелательные вопросы, которые вам задавали пять лет назад.

– Честно говоря, Дональд, я об этом как-то не думала. Но, пожалуй, следует подумать.

– Давайте вспомним этого насильника. Его поймали?

– Да.

– Он признал себя виновным?

– Не в этом преступлении. Он отрицал свою причастность к этому случаю, однако признался в нескольких других.

– Что с ним сделали?

– Его повесили.

– Вы видели его когда-нибудь?

– Да. Меня приглашали для опознания.

– И вы смогли его опознать?

– Нет.

– Вам показали его одного или в числе других?

– Мне показали его среди других в одном из помещений, оборудованных специально для опознания. Человек там находится как бы на сцене, и его ярко освещают. Перед ним находится большой экран, так что он не может видеть вас, в то время как вы видите его прекрасно.

– И вы не могли узнать его среди других?

– Нет.

– Что же они тогда сделали?

– Тогда они поместили его в затемненную комнату, надели на него пальто и шляпу, то есть одели так, как был одет преступник в момент нападения на нас, и спросили, узнаю ли я его.

– И вы сумели его узнать?

– Нет.

– Человек, который убил вашего приятеля, был в маске?

– Да.

– А вы заметили в нем что-нибудь примечательное? Хоть что-нибудь?

– Да.

– Что именно?

– Выйдя из кустов, он прихрамывал, но после стрельбы, когда убегал, уже не хромал.

– Вы сказали об этом полицейским?

– Да, сказала.

– Это произвело на них впечатление?

– Мне кажется, нет. Послушайте, мы не можем оставить эту тему? Может, лучше выпить?

Я подозвал официанта.

– То же самое? – спросил я Роберту.

– Мне надоело вино. Лучше что-нибудь другое.

– Два шотландских виски с содовой, – сказал я, – как вы смотрите на это, Роб?

– Это здорово. И потом сделайте кое-что для меня, Дональд. Хорошо?

– Что именно?

– Не позволяйте мне больше пить.

– Почему?

– Хочу получить удовольствие от этой ночи, а не просто напиться до тошноты, чтобы утром проснуться с головной болью.

Официант принес выпивку. Я выпил около половины своей порции, потом извинился и направился в обычную сторону – в мужской туалет. По дороге я свернул к телефонной будке, разменял пару банкнотов на двадцатипятицентовые монеты и позвонил Эмори Хейлу в отель в Новом Орлеане.

Мне пришлось ждать не более трех минут, пока оператор соединял меня. Потом я услышал, как загудел голос Хейла. Центральная станция ласково напомнила мне, чтобы я начал опускать двадцатипятицентовые монеты. Когда я делал это, в кассе телефона раздавался музыкальный звук.

Через одну-две секунды после этого я услышал, как Хейл нетерпеливо произносит:

– Хэлло, хэлло, хэлло! Кто это?

– Хэлло, Хейл! Говорит Дональд Лэм.

– Лэм? Где вы?

– В Лос-Анджелесе.

– Почему же вы, черт вас побери, не сообщили мне? Я страшно беспокоился о вас, не зная, все ли с вами в порядке.