Шрифт:
Когда Джессика вошла, ей хватило одного взгляда, чтобы определить: главный злодей будущего киношедевра близок к истерике. Патрик сидел в кресле, вцепившись в подлокотники, и затравленно смотрел в сторону двери, явно ожидая вооруженного нападения. Он уже был полностью загримирован, и на темном хищном лице с длинным крючковатым носом из пенистого латекса очень странно выделялись глаза цвета некрепкого чая с молоком. Порядочному колдуну следовало иметь агатовые зрачки.
— Номер три, — мрачно констатировал Патрик при виде Джессики, — теперь вы будете меня мучить?
— Ну что вы, нет, — ответила она улыбаясь. — Хотя, уверена, многие женщины мечтали бы помучить такого мужчину.
Он соблаговолил ответить довольно кислой улыбкой. Джессика подошла поближе и уклонилась над его лицом.
— Помните «Криминальное чтиво», Патрик? Я сейчас выступаю в качестве мистера Вольфа, которого всегда звали, когда надо было решить проблему. Давайте попробуем решить ваши проблемы. Для начала я просто посмотрю, не бойтесь. — Джессика большим и средним пальцами левой руки слегка растянула его веки. — Вы говорили, что ваши глаза страдают от яркого света? Тогда это просто героизм — выходить каждый день на площадку… Не бойтесь! Я только проверю реакцию вашего зрачка. Посмотрите, пожалуйста, в сторону. Хорошо. А теперь прямо в потолок. Оп!
Патрик несколько раз моргнул, осторожно потрогал нижнее, а потом верхнее веко.
— Эта штука уже там? Как вам это удалось? Я ничего не почувствовал.
Джессика засмеялась.
— Ловкость рук! Вот одну проблему мы и решили. Если вы полностью мне доверитесь, то и со вторым глазом разберемся.
Патрик покачал головой:
— Ну хорошо… Давайте попробуем.
— Только спокойно. Посмотрите в сторону… А теперь наверх… Все. Конец вашим мучениям.
— Поразительно… Я думал, эти девочки меня доконают. Почему вы раньше не приходили?
— Ну… Я выполняю работы определенного рода, а первичный грим по готовым эскизам накладывают другие. Просто за каждым из нас закреплены свои обязанности. Вы же понимаете, исполнителей много, мы переделываем лица десятки раз на дню…
— Работы определенного рода — это, наверное, самые трудные?
— Можно сказать и так.
— А если я попрошу, чтобы мной занимались именно вы? Поймите, это не каприз, но ежедневно терпеть такие мытарства…
— Я буду вами заниматься в конкретные моменты съемок. Что касается линз… Хорошо. Я попрошу девочек каждый раз звать меня.
— Спасибо! Большое спасибо. Как вас зовут?
— Джессика. Джессика Блайт.
Джессике хватило нескольких дней, чтобы сделать однозначный вывод: скучающий Патрик решил слегка приударить за ней, а степень безобидности этой банальнейшей, давно надоевшей ей игры во многом зависела от ее ответной реакции. Все его уловки и приемы были известны, как семь цветов солнечного спектра, — в конце концов, Кайли верно заметила: Джессика не первый год крутилась в этом мире и уж заведомое притворство могла распознать без труда. Другое дело, что сейчас, наверное, и стоило мобилизовать душевные силы, затеять легкий флирт. Он отвлек бы ее от навязчивых мыслей, приободрил, а возможно — с помощью внедренного агента — и дошел бы до ушей Тома. Интересно, что бы малыш сказал по этому поводу?
По большому счету, Патрик был ничем не лучше и не хуже других, и когда он вел себя нормально, то казался вполне симпатичным. Джессику бесила одна его идиотская черта: время от времени он начинал изъясняться в невыносимо-приторной манере, и тогда у нее появлялось желание стукнуть его по голове. Вероятно, опыт подсказывал Патрику, что выспренный слог больше впечатляет «девушек из обслуги». Но Джессика знала себе цену и порой даже жалела беднягу, наивно полагавшего, что вызывает у нее благоговейный восторг.
Когда она поочередно припудривала и подкрашивала латексный ожог (от раскаленной кочерги) на Щеке Патрика, он шепнул, что хотел бы раствориться в этих сладостных прикосновениях. Джессика сдержанно приняла это к сведению, тогда она, низко склонившись, тонировала его височные впадины, создавая эффект «изможденного лица», он заявил, что счастлив наслаждаться созерцанием ее изумительных глаз. Тут Джессика задумалась, где она все Это уже слышала, и вспомнила: подобным образом вещал Том в пресловутом газетном интервью. Впрочем, следовало отдать должное профессионализму Патрика: даже самые витиеватые фразы он произносил прочувствованно и естественно. Коль скоро других явных недостатков — помимо сахарного словоблудия — у него не наблюдалось, этот можно было и простить.
В ночь с субботы на воскресенье ее разбудил телефонный звонок. Она несколько раз повторила «алло», однако ответа не последовало. Джессика отчетливо слышала очень далекие голоса, смех и приглушенные звуки музыки, но сам позвонивший молчал. Она почувствовала, как ее сердце прыгнуло куда-то в горло.
— Том, — сказала она тихо, — это ты? Том!
Раздался какой-то шорох, скрип, и связь прервалась — все звуки исчезли. Джессика положила трубку, упала навзничь на подушку и медленно произнесла, глядя в черноту: