Котлеткин захохотал. Дурнев за то его и любил, что с генералом можно было не церемониться. Он был прост, как кувалда, и гуманен, как штык-нож.

Поднимаясь в лифте, дядя Герман придерживал ворочающегося Халявия за ноги и грустно думал, что, возможно, оборотень прав. Его Нинель уже далеко не балерина, да и характер у нее не становится с годами лучше. Тут живешь-живешь, вкалываешь, как шахтер, зашибаешь бабло, а она…

Ощутив внезапный прилив раздражения, дядя Герман пнул кабинку лифта, едва не уронив Халявия. Тот, впрочем, благополучно продолжал дрыхнуть.

Лифт остановился. В смутном настроении дядя Герман шагнул на площадку, нашаривая в кармане ключи, и вдруг увидел на пороге небольшой старомодный сундучок, обитый полосами железа. В сундуке явно что-то происходило. То ли кто-то ворочался, то ли что-то тикало. В общем, наблюдалась подозрительная активность.

«Ага, бомба! – почти обрадовался своей догадливости Дурнев. – Или ребенок Гроттерши от этого шустрого англичанина! В общем, одно из двух, и еще неизвестно, что хуже. С бомбой, во всяком случае, не будешь мучиться».

Решив осторожно открыть сундук, Дурнев присел на корточки и, набрав в грудь воздуха, повернул ключ. Забытый Халявий соскользнул у него с плеча и, стукнувшись носом об пол, проснулся.

– В меня что, стреляли? – ошалело спросил он.

– Угу, – подтвердил дядя Герман.

– Кошмар! Тогда я убит! – сказал Халявий и, покачиваясь, сел на полу.

Дурнев осторожно приподнял крышку, проверяя, не привязана ли к нему леска, ведущая к чеке боевой гранаты. Неожиданно из сундука послышался подозрительный звук – не то чавканье, не то кваканье. Перепуганный депутат прихлопнул себе крышкой пальцы и, тряся рукой, принялся дуть на них.

Халявий, ничего не знавший о боевых гранатах и покушениях на бизнес-элиту, проявил куда больше мужества. Он хладнокровно распахнул крышку и сунул в сундук голову. Дядя Герман осторожно заглянул ему через плечо.

Внутри сундука лежала атласная подушка. На подушке сидела небольшая зеленоватая лягушка, держащая во рту заржавленную стрелу.

– Царевна-лягушка! Мама моя родная! – ахнул Халявий.

Проигнорировав оборотня, лягушка посмотрела на дядю Германа глазами, выпученными, точно от базедовой болезни.

– Здравствуй, мой суженый, здравствуй, мой ряженый! – певуче сказала она. – Я Беатриса Премудрая, двоюродная сестра Василисы Премудрой!..

– До-добрый ве-ве-вечер! – заикаясь поздоровался депутат.

– У меня в жизни трагедия! Меня сглазил Бессмертник Кощеев… Этот наглый ревнивец не перенес моего отказа и превратил меня в мерзкую скользкую лягушку! Я гадала на картах Таро, и карты сказали, что единственный способ снять сглаз и вновь превратиться в красавицу – выйти замуж за Повелителя вампиров. Герман, а Герман, это ведь ты? Возьмешь меня замуж?

– Я же-же-же…

– Он женат! – с удовольствием наябедничал Халявий.

Лягушка трагически перевернулась на подушке кверху лапками.

– О, н-нет! – простонала она. – Все пропало! Неужели брак был заключен по обряду Древнира и скреплен его заклинанием? Тогда я навсегда останусь лягушкой! Такие браки нерасторжимы!

– Какого еще Древнира? – подозрительно поинтересовался дядя Герман. – Я женился в грибоедовском загсе, как все приличные люди! На моей свадьбе был один космонавт и два народных артиста!

Беатриса Премудрая в восторге задрыгала лапками.

– Слава хаосу! В загсе не считается. Считаются только магические браки, заключенные по ритуалу Древнира. У вас же не такой брак, нет? – спросила она.

– Нет! – заверил дядя Герман. – Не такой! Мы даже и в церкви не венчались, потому что я занимал ответственный пост.

– А позднее? Не венчался? – быстро и с беспокойством спросила лягушка.

– А сейчас ему не положено, как королю вампиров! Подданные не поймут! – с гордостью за родственничка встрял Халявий.

Счастливая Беатриса Премудрая подпрыгнула и, прежде чем Дурнев успел опомниться, поцеловала его в губы. На дядю Германа дохнуло среднестатистическим болотом.

– Женись на мне, милый! Я ведь красавица. Василиса Премудрая со мной ни в какое сравнение не идет. В какой воде я ножки мою, она той водой умывается.

– В самом деле? Красавица, говоришь? – спросил дядя Герман, с сомнением глядя на лягушку.

– Верь мне! Тебя я лаской огневою и обожгу и опалю! – пообещала она. – Согласен? Будешь у меня в холе и неге, аки блин в масле кататься!