— Ничего ты не понял, — снисходительно заявил Филька. — Я тоже об этом думал, но этот фокус не сработает. Наушник Максимыч заметит, он же с проводом. Лучше я засуну себе под свитер магнитофон на батарейках и незаметно включу его. Я все просчитал. Если правильно встать, то со своего стола Максимыч будет видеть только одно мое ухо и часть щеки.

— А губы?

— Чего губы? Губы ему со своего места не видно. Но на всякий случай, я, конечно, буду ими шевелить. Если как следует все устроить, Максимыч ничего не заметит, а наши не выдадут.

Филька взял у Коли магнитофон, и в оставшиеся дни начитал на него всего «Онегина». У него ушло на это четыре девяностоминутные кассеты.

— Слушай, как ты будешь кассеты менять и на другую сторону переворачивать? — спросил его Коля.

— Я все просчитал. Урок длится сорок пять минут, и одна сторона кассеты тоже сорок пять минут. Должно хватить, — сказал Филька.

— А зачем ты тогда всего «Онегина» начитывал?

— На всякий случай. Мало ли какая ситуация сложится, — ответил Хитров.

Ровно через неделю Максим Максимыч вошел в класс и, весело взглянув на Фильку, сказал:

— Вот уж не думал, Хитров, что ты явишься. Даже гелевую ручку купил, чтобы тебе двоек покрасивее наставить. Ну чего, выучил «Онегина»?

— А то как же! Выучил! — сказал Филька.

— Ну читай! — учитель недоверчиво поднял брови и уселся за свой стол, перелистывая журнал.

Филька вышел к доске, откашлялся и громко объявил:

— «Евгений Онегин». Роман в стихах. Глава первая. Эпиграф: И жить торопится и чувствовать спешит. Князь Вяземский. Мой дядя самых честных правил…

Тут Хитров еще раз кашлянул и нажал кнопку включения магнитофона, спрятанного у него под свитером.

— Когда не в шутку занемог,

Он уважать себя заставил

И лучше выдумать не мог…

— заработал магнитофон.

Филька жестикулировал, шевелил губами, поэтично отбрасывал со лба волосы и изо всех сил старался, чтобы учитель не заметил выпячивающегося магнитофона. Вначале Максим Максимыч смотрел на него недоверчиво и с удивлением, а потом подпер руками голову и стал слушать. Не перебивая, он слушал весь урок и только два или три раза отвлекся, чтобы поправить галстук и посмотреть на свое отражение в стекле. «Поверил! Сработало!» — торжествовал Филька, вовсю подмигивая ребятам в классе.

Когда до конца урока осталось всего минута, Максим Максимыч прервал его.

— Ладно, Хитров, хватит! Вижу, что знаешь. Иди сюда с дневником!

Филька показал Кольке язык и нажал на кнопку выключения. Нарочно сутулясь, чтобы магнитофон не выпирал, он подошел к учительскому столу и протянул дневник. Сделав вид, что тянется за дневником, Максим Максимыч внезапно сунул руку Хитрову за ворот и вытащил магнитофон:

— Что, Хитров, думал провести меня своим чревовещанием? Я почти сразу сообразил, что тут что-то нечисто… Давай дневник! — и Максим Максимыч взялся за гелевую ручку.

Получив обратно свой дневник, Филька поплелся на место. Даже задребезжавший в эту секунду звонок уже не мог его спасти. Уже за партой, пряча учебники в сумку, Филька решился заглянуть в дневник, ожидая увидеть там несколько двоек. Внезапно он оцепенел, словно приговоренный к смерти, которому прочитали помилование. В дневнике стояла четверка!

— Ну что, Хитров, говорил я тебе, что самый умный из нас я! Это тебе в награду, что прочитал всего «Евгения Онегина»! — крикнул ему Максим Максимыч. — Но особенно не радуйся! Скоро мы будем проходить «Войну и мир», и ты тоже будешь учить ее наизусть.

В своей жизни Филька Хитров попадал в такое неимоверное количество дурацких историй, что, чтобы сосчитать их, не хватило бы пальцев не только на его руках и ногах, но и на руках и ногах всего 7 «А».

И вот одна из них, произошедшая тогда, когда Аня Иванова еще только перевелась в их класс из другой школы, и Филька еще не был с ней знаком. Их знакомство произошло тоже в Филькином духе и началось с того, что он в нее немедленно и бесповоротно влюбился. Это была то, что называют любовью с первого взгляда.

Филька вбежал в класс с высоко поднятой над головой шваброй: он гнался за Антоном Даниловым, швырнувшим в него мокрой тряпкой. Он почти догнал его, как вдруг увидел Аню и замер словно статуя, открыв рот так широко, что в него вполне мог положить голову укротитель тигров.

Разумеется, от Ани не укрылось, какое впечатление она произвела на Хитрова. Она прошествовала мимо него и, метнув на Фильку короткий взгляд из-под длинных ресниц, вышла в коридор, а Хитров остался в классе. Антон, подкравшись, снова хотел бросить в него мокрую тряпку, но, увидев филькино лицо, озабоченно спросил: