Шрифт:
— Боишься, — презрительно скривила губs женщина — с такой охраной и боишься. Трус ты, тьфу, — эффект был точно рассчитан. «Грива» захохотал. Но «Карася» не так легко было вывести из равновесия. Он поднялся, сделал несколько шагов и вдруг наотмашь ударил своего шестерку по лицу.
— Ты чего? — испугался тот.
— Потом смеяться будешь, — ласково посоветовал ему «Карась», возвращаясь на место.
В комнату вернулись трое других, удовлетворенных внешним осмотром. Один нес в руках автомат Калашникова.
— Посмотри, чего нашел.
— Потом посмотрим, — «Карась» начинал нервничать, — где твои друзья? — спросил он снова.
— Развяжи руки, я устала так сидеть, — снова сказала женщина.
— Ты, сука, мне условий не ставь. Здесь условия я ставлю. Захочу и все расскажешь. Ладно, «Грива», возьми «пушку» и сядь у старичка. Если эта стерва дернется, пристрели его сразу. А ты развяжи ей руки. И без глупостей.
Ремни с нее сняли. Она помассировала запястья кисти, неслышно перевела дыхание.
— В пиджаке должно быть сообщение. Они обычно пишут, куда идут. Дай мне его.
— Посмотри, — показал «Карась» на пиджак одному из своих людей.
Тот добросовестно осмотрел карманы. — Ничего нет.
— Он не может найти, — возразила женщина. Микрофон был в виде обычной шариковой ручки.
Шестерка бросил ей пиджак. Она, схватив его, сразу незаметным движением нажала кнопку передающего сигнала и, обыскав пиджак, бросила его в сторону.
— Вон там, в серванте, — показала она в другую комнату.
Один из парней бросился туда и действительно принес карту с местом встречи Подшивалова, очерченную красным карандашом Ковальчука.
— Ты посмотри, не обманула, — немного удивился «Карась», — или обманула. Хочешь, чтобы мы туда поехали, да? А твои дружки где?
— Перестаньте говорить таким тоном, — поморщилась женщина, — выдавая себя за деревенского дурачка.
Микрофон был включен, и теперь Меджидов должен был слышать все.
Парни обидно захохотали, «Карась» был действительно деревенский и его обижало, когда вспоминали про это тягостное обстоятельство его рождения.
— Храбрая, — покачал он головой, — и смелая…
— С этим что делать? — спросил «Грива», продолжающий давить на затылок Ковальчука дулом пистолета.
— Отстань, — крикнул «Карась».
«Грива» обиженно замолчал, но оружие убрал.
— Кончай споры, — предложил «Карась», — у меня только один вопрос — где документы?
— Какие документы? — она сразу поняла, в чем дело. Но почему уголовники, почему, настойчиво билось в сознании. Это было вне всяких правил. Обычно в такие дела шпану не брали. А тут вот такая экзотика. Или может быть они выдают себя за шпану, подумала женщина. Слишком вежливы. Другие давно бы стали бить.
И сглазила…
— Значит, говорить не будешь, — улыбнулся «Карась», — не надо. Я и не прошу. «Грива», прострели старичку ногу.
Выстрел был глухой, но крик Ковальчука почти не был слышен. На лицо ему бросили подушку. Он тяжело стонал. Лена не закричала. Только прикусила губу до крови.
— Не стоит, — сумел выдавить Ковальчук.
— Коммунисты не сдаются, — удовлетворенно сказал «Карась», — давай вторую ногу.
— Не надо, — крикнула женщина, — какие документы, объясните.
— Стреляй, «Грива»! — крикнул «Карась».
— Подождите, — закричала еще громче Лена, — объясните, что вы хотите?
— Куда отвезли документики? — заулыбался «Карась», — ведь пока добром спрашиваю.
Меджидов, возвращавшийся через двор, услышал глухой шум и, достав из кармана свой микрофон, включил его.
Ковальчук покачал головой, и в этот момент «Карась» снова кивнул. Раздался второй выстрел. На этот раз подушку бросить не успели, и крик Ковальчука был слышен даже в подъезде. Не помня себя от ярости, Лена попыталась вскочить, но «Грива» сразу навел пистолет на голову Ковальчука. Тот тяжело стонал. И вдруг стоны как-то сразу прекратились.
— Кажись, сдох, — испугался «Грива», толкнув неподвижное тело. — Вниз надо было стрелять, — разозлился «Карась», вскакивая, — а ты стрелял выше колена, дурак. Вот и довел старичка.
— Ну и хорошо, — сказал другой, с большими лошадиными зубами.. — отмучился бедный. Зачем его мучили? Ты, «Карась», совсем не можешь с бабами разговаривать. Ты меня спроси. Чего она боится больше всего? Мужика. Старичок хороший был наверное, но она с ним только работала. Почему она его должна любить, как свое дитя. А вот мужика баба боится. Покажи ей мужика, и она тебе все расскажет.