– Нет, этого я не хочу, – сказал Фарамир.

– А что тогда прикажешь мне делать?

– Не знаю. Только мучительна мне мысль, что ты идешь на смерть или на пытку. И вряд ли Митрандир избрал бы этот путь.

– Но Митрандира нет, и я должен сам избирать путь, какой найдется. А искать некогда.

– Роковое решение и безнадежная затея, – сказал Фарамир. – Но послушай меня хоть в этом: берегись своего провожатого, Смеагорла. У него на совести не одно убийство – я это вижу как на ладони. – Он вздохнул. – Ну что ж, вот мы и расстаемся, Фродо, сын Дрого. Тебе ни к чему слова утешенья, и едва ли суждено нам с тобой свидеться на земле. Будь благословен – и ты, и весь твой народ. Немного отдохни, пока вам соберут в дорогу припасов.

Охотно послушал бы я, как этот ползучий Смеагорл завладел тем залогом, о котором шла речь, и как он утратил его, но сейчас тебе не до рассказов. А если ты все же вернешься к живым из смертного мрака, то мы сядем с тобою на солнце у белой стены, будем с улыбкой повествовать о минувших невзгодах – тогда расскажешь и об этом. Но до той несбыточной поры или до иных, нездешних времен, незримых даже в глубине всевидящих Камней Нуменора, – прощай!

Он встал, низко поклонился Фродо и, отдернув занавесь, вышел в пещеру.

Фродо и Сэм вернулись на свои постели и долеживали молча, а люди кругом вставали и возвращались к дневным заботам. Вскоре им принесли умыться, потом проводили к столику, накрытому на троих, где уже сидел Фарамир. Он целые сутки не спал, даже не прилег отдохнуть после битвы, но словно бы и не утомился.

Позавтракали и сразу поднялись из-за стола.

– Голодать в пути не след, – сказал Фарамир, – а припас ваш скудный, и я велел уложить вам в котомки понемногу дорожной снеди. Водой Итилия богата, только не пейте из рек и ручьев, протекающих через Имлад-Моргул, Неживую Логовину. И вот еще что. Мои разведчики и дозорные все возвратились, даже те, кто ходил к Мораннону. И все доносят, что край пуст – никого на дорогах, нигде ни звука: ни шума шагов, ни пения рога, ни звона тетивы. Черная, страна, да не будет она названа, замерла. Понятно, что это предвещает: вот-вот грянет великая буря. Поторопитесь! Если вы готовы, пойдемте, скоро уж солнце выглянет из-за вечной тени Изгарных гор.

Хоббитам принесли потяжелевшие котомки и два крепких посоха – полированных, с железным наконечником и резной рукоятью с продернутой ременной косицей.

– Мне нечем одарить вас на прощанье, – сказал Фарамир, – возьмите хоть посохи. Пригодятся и на бездорожье, и в горах: с такими ходят горцы Эред-Нимрайса, а эти обрезаны вам по росту и заново подбиты. Они из добротной древесины лебетрона, излюбленной гондорскими столярами, и есть поверье, будто волшебное это дерево помогает найти, что ищешь, и благополучно вернуться. Да сохранит волшебство свою светлую силу в сумраке зла!

Хоббиты низко поклонились.

– О радушный хозяин, – сказал Фродо, – мне предрекал полуэльф Элронд, что на пути мы встретим нежданных и негаданных помощников. Но поистине я не ждал и не чаял встретить такое радушие; оно несказанно утешило меня в моей скорби.

Приготовились к отходу. В каком-то закоулке отыскали и привели Горлума, и он был не такой разнесчастный, как давеча, только жался к Фродо и избегал взгляда Фарамира.

– Вашему проводнику мы завяжем глаза, – сказал Фарамир, – но ты и слуга твой Сэммиум свободны от этой повинности.

Когда подошли к Горлуму с повязкой, он завизжал, увернулся и схватился за Фродо, а тот сказал:

– Завяжите глаза всем троим, мне первому; может, он тогда поймет, что его не хотят обидеть.

Так и сделали. Из пещеры Хеннет-Аннуна провели их переходами и лестницами, и в лицо им пахнул свежий, душистый утренний воздух. Еще немного прошли вслепую, спустились под гору, и голос Фарамира приказал снять повязки.

Над их головой покачивались ветви, перешептывалась листва; гул водопадов смолк, они остались за длинным южным склоном холма, отделившим их от реки. На западе лес сквозил, как над обрывом на краю света.

– Здесь нам расходиться, – сказал Фарамир. – Послушайтесь меня и пока не сворачивайте к востоку. Ступайте прямо – много миль пройдете под покровом леса. Справа за опушкой спуск в широкую долину, местами обрывистый, местами пологий. Держитесь у края леса, поближе к этим склонам. Поначалу, я думаю, вам и дневной свет не помеха: земля объята ложным покоем и зло затаилось. Воспользуйтесь этим!

Он обнял хоббитов, по гондорскому прощальному обыкновению положил им руки на плечи и, склонившись, поцеловал в лоб.

– Ступайте же, и добро да будет вашей обороной! – сказал он.

Они поклонились земным поклоном. Он, не оборачиваясь, пошел к дружинникам, дожидавшимся поодаль. Во мгновение ока все три зеленых воина исчезли, затерялись в лесу, и пусто было там, где сейчас только стоял Фарамир, словно все, что случилось, было во сне.

Фродо вздохнул и повернулся лицом к югу. Для пущего неуважения Горлум копошился во мху под корневищем.

– Убралиссь наконец-то? – спросил Горлум. – Мерзкие, злые людишки! У Смеагорла шеинька еще болит, да, да-ссс. Пойдем сскорее!