Живя в доме престарелых, со временем сам начнешь подволакивать ноги. Ухаживая за вечным ребенком, перестаешь видеть мир за пределами его кругозора.

И это Анне выгодно, другой такой сиделки не найдешь. Может быть, посоветоваться с Колесовым? С него, собственно, все и началось.

Кооператив, где работал Колесов, Аннин центр поглотил, как поглотил многие другие. Они не умели вести дела, и она скупала их по дешевке — за долги по аренде и оплату электроэнергии. Вместе с лучшими специалистами в ее центр переходили и прирученные пациенты — самое ценное, ради чего и огород городили.

К Колесову Анна привела Ирину и ее мужа Олега, хронического алкоголика. После приема Колесов заглянул к ней в кабинет.

— Анна Сергеевна, я хотел бы поговорить по поводу пары, которую вы ко мне направили. Ситуация выглядит следующим образом: эта семья гораздо крепче, чем может показаться на первый взгляд. Это союз людей, получающих большую психологическую выгоду один от другого.

— Не может быть! — возмутилась Анна. — Ирина совершенно измучилась, она говорила о разводе. Поверьте, для нее это шаг немыслимый.

— Разговоры — еще не шаг, и она его вряд ли совершит. Если вы не будете меня перебивать, то, с вашего позволения, я закончу свою мысль.

Осадил ее. Доктор Колесов вызывал у Анны странное чувство. Он был очень похож на Юру — того, прежнего, до болезни. Но похож только внешне. Юра легко заводил друзей, а Колесов выстраивал километровую дистанцию в общении — вы начальник, я подчиненный, у вас бумажки, у меня люди, я к вам снисходителен — радуйтесь.

— Закончите свою мысль, — сказала Анна.

— Итак, это союз людей, получающих взаимное удовольствие. С ним, с мужем, все понятно. Трезвая жизнь не дает ему радостей бытия. В опьянении снимаются тревоги, неуверенность в себе, он талантлив, умен, обаятелен, громадье планов и полет фантазии. Плюс избавление от проблем. Проблемы есть, их надо решать, нести ответственность за себя, за жену, за близких. Водка снимает эту ответственность. Проблем нет — жизнь прекрасна.

Недаром алкоголизм называют болезнью безответственности.

Теперь жена, Ирина Дмитриевна. Крайне заниженная самооценка, Пока она вовлечена в проблемы мужа, есть повод не заниматься собственными. Влечение к святости. Ей приятно повторять: “Без меня он пропадет”. Приятно чувствовать себя почти богом. Ей нужен муж, потому что только он подпитывает ее чувство самоуважения и нужности другому человеку. Стать кому-то нужным — классический суррогат любви. Взлеты и падения — то он бросает пить, то снова в запое — рай и ад, тоже дают ощущение эмоциональной наполненности жизни.

Они никогда не разойдутся, подвел итог Костя, поскольку перемены нужно начинать с самих себя, а они к этому не готовы. Сцепка, основанная на получении подсознательного удовольствия, в подобных семьях очень крепка. Все удивляются — как они могут жить? — и мало кому в голову приходит, что именно это им и нужно, несмотря на манифестации и заявления противоположного толка. Возможна длительная психоневрологическая терапия, направленная на разрушение удовольствия от саморазрушающего поведения. Особых надежд на успех от нее именно у этой пары Костя не возлагает, но и не отказывается от них.

Анна поблагодарила Колесова, а когда он ушел, подумала о том, что надо делать его заведующим отделением.

Как помочь подруге, она не решила, но жизнь подсказала выход. Как раз в это время назрела ситуация, когда к Юре нужно было брать сиделку. Луиза Ивановна попала в больницу, дети постоянно скандалили с Юрой, дрались из-за игрушек, обзывали его и выгоняли из комнаты. Галина Ивановна не справлялась. Анна попросила Ирину посидеть несколько дней с Юрой, та как раз была в отпуске. Несколько дней обернулись годами. Муж Ирины пропил квартиру — у них теперь была только комната в грязной коммуналке. Ирина привязалась к Юре и осталась жить с ним. Еще один суррогат любви, теперь уже материнской.

“Бедная подружка, я нещадно эксплуатирую твои комплексы, — думала Анна. — Но что же мне делать?”

— Ириша, давай я отправлю тебя на месячишко в хороший санаторий. За свой счет, конечно, — предложила Анна.

Ира быстро уловила настроение подруги.

— Нет, не надо, — ответила она. — Купи лучше Юре железную дорогу с поездами и светофорами.

— Куплю, — кивнула Анна. — Чего я только не куплю для родного мужа.

— Аня, ты из-за кого переживаешь, из-за Юры или из-за меня?

— Юра… мой муж… Юра, — позвала она, — ну-ка, посмотри на меня. Как меня зовут?

— Мама пахая, — насупился Юра, — тетя холосая.

— Наш ответ Чемберлену, — усмехнулась Анна.

Она уже давно перестала строить планы и мечтать о том, что Юра станет нормальным человеком. Анна научилась жить, выделив мужу не только отдельную жилплощадь, но и отдельный участок в своей душе. И в то же время Анна любила мужа. Любовь была странной — не материнской, не женской, а какой-то другой, замешанной на воспоминаниях и жалости, на привычке и долге, на непрожитом, невысказанном, неисчерпанном. Ее чувство походило на иррациональную любовь к родине или на то чувство, которое архитектор испытывает к недостроенному зданию, студент — к вузу, в котором недоучился. Анна не могла представить свою жизнь без Юры, но и не могла посвятить свою жизнь ему.