Он вздохнул. Новое желание слабой, но настойчивой волной оставляло его на базе, со спящими товарищами; здесь он, скорее всего, проведет последнюю ночь — вместе с ними, под ущербный аккомпанемент учебной боевой задачи. Максимально приближенной к боевой? С большим натягом.

Дембель не радовал, и какая радость в нем? Ну, близких своих увидишь и... останешься с ними навсегда. С другой стороны, навсегда потеряешь близких друзей. Особенно под конец хочется быть рядом с ними — не сейчас, а покидая подразделение в Чечне, Миротворец понял эту простую и в то же время сложную вещь. Сейчас он может взглянуть на спящего Ротвейлера и насильно задаться вопросом: «Я его никогда не увижу?» Чепуха вроде бы, но от нее здорово тянет неприятным холодом, как от деревенского пола. И вообще всё это слова — обещание встретиться через год, два. Слова так и останутся словами. Начнешь привыкать к родным и параллельно отвыкать от боевых товарищей. Правильно это или нет?

— Спишь, Ротвейлер? — тихо спросил Мельников, толкнув соседа локтем.

— Спал, — недовольно пробурчал Антон. — Пару секунд назад.

— Вот как скажешь, так я и сделаю.

— Ладно. Давай, — неохотно согласился Ротвейлер. — Только шустрее.

— К бабе хочу мотнуть на пару часов, — поделился с товарищем Мельников.

— Ну? Чего ты от меня-то хочешь? Провожатого, что ли, ищешь? Или на «шведский стол» намекаешь? Меня на групповуху не тянет.

— Ладно, — отмахнулся Миротворец, немного позавидовав Ротвейлеру и высказав свои соображения вслух: — Вам, собакам, хорошо. У вас свадьбы только раз в году. Зимой, кажется.

— Породы у нас с тобой разные, — мгновенно отозвался Ротвейлер. — У тебя-то «дворянская». Вам, «дворянам», сезон не писан.

— Да, точно, — улыбнулся Мельников. — Дворянская. Это ты правильно заметил.

Косицин довольно отчетливо видел удаляющуюся фигуру Рудгера. В отличие от товарища, который сменил его на посту, тот продвигался в лесу совершенно бесшумно, но иным, нежели боевики, способом: латыш выносил ногу на пятку, а другую ногу слегка подгибал до положения полуприседа; усилия шли от бедра, а не от колена. Обычно так передвигаются на большие расстояния. Но база от этого секрета недалеко, еще раз пришел к выводу боевик.

Через небольшую щель между сосновым стволом и коркой снега, сцепившей листву, он мог свободно наблюдать и за вторым спецназовцем. Граф Дракула занял точно такую же позицию, что и его предшественник: вплотную к поваленному дереву и находя укрытие в хитросплетениях веток. Небольшие оконца в еловых лапах позволяли ему обозревать подступы к базе. Но он уже прозевал то самое время, когда его обошел противник, не выдав себя ни движением, ни звуком. По большому счету везение было на стороне боевиков Адлана Магомедова.

Клинок ножа, который Косицин взял зубами, освобождая тем самым руку, был изготовлен из прочной стали, отливающей синевой, и с одной стороны переходил в пилку. На нож разведчика он походил разве что размерами лезвия — шестнадцать сантиметров, очень удобное в работе: и секущие удары им хороши, и колющие. Боевик снова вцепился пальцами в кору, занес ногу и, прежде чем оказаться за спиной противника, свободной рукой забросил на десять-пятнадцать метров вперед набухший от воды сук. Бросил так ловко, что не выдал своей позиции: палка, не издавая характерных подвывающих звуков, полетела в кусты, за которыми скрылся Рудгер. И когда Граф Дракула всем корпусом развернулся на шум и полностью показал свою спину, Косицин сделал решающий бросок в его сторону.

Якушин, одним плечом прислонившийся к стволу, инстинктивно подтянул под себя ноги и правой рукой вцепился в чью-то ладонь, зажавшую ему рот. В следующий миг он оттолкнулся ногами, спиной наваливаясь на противника с последующим уходом от удушающего приема или удара ножом по горлу. Имитирующего ножевого удара. Удивительно быстро работал его мозг. Влад даже успел удивиться сноровке кого-то из «противодиверсантов». Но больше — слаженности всей группы сержанта Литвинова. Как они могли незаметно для дозора приблизиться к секрету, выбрать позицию и атаковать часового по всем правилам искусства разведчика? И явились на сутки раньше.

То единственное качество, которым обладает мгновение, — его быстротечность, — сменилось на прямо противоположное: оно буквально сочилось из глаз спецназовца — сосновой смолой, еле-еле, готовое навеки застынуть под первыми лучами солнца, которые золотистой косой отразились на клинке. Клинок появился из-под руки, проплыл от одного глаза к другому, коснулся уха, рассекая его, и, словно находился в руках художника-садиста, начал обводить контуры скулы, проникая в горло всё дальше и дальше.

Он что, не понимает? Не понимает?!

Граф Дракула, придавив неизвестного всей тяжестью своего тела, уже не мог оттолкнуться, сейчас он просто сучил ногами, сбивая с коры ее шелуху.

...понимает?!!

Пропахав глубокую борозду в горле, клинок на выходе коснулся другого уха. А ноги умирающего спецназовца перешли на иной ритм: они дергались в предсмертных судорогах.

Находясь в состоянии полудремы, когда до окончательного пробуждения остается час или два, лучше всего взбодриться. Иначе тягучий хвост усталости еще долго будет преследовать разламывающейся головой и общей слабостью. Какая в это время работа?