— Не ошибетесь. Я ищу Марфу Никитичну.

— Мою мать?

— Вашу и Якова Семеновича.

— У него и ищите. Она с ним живет.

— Ваша мать пропала.

— Пропала? Не понимаю.

— В пятницу вышла из дому и больше не возвращалась. Я поехал к вам на дачу по просьбе Якова Семеновича, но, не желая вас тревожить…

— И до сих пор ее нет? — перебил Куколев. — Где же она?

— За этим я и пришел. Где, по-вашему, она может быть?

— Ума не приложу! Родни у нее никакой нет, кроме нас с братом. Вернее, есть где-то на Волге, но она с ними со всеми давно перессорилась.

— Помириться-то не могла?

— Вы не знаете мою мать. Она скорее умрет.

— А поехать к какой-нибудь наперснице?

— Да какие там наперсницы!

— Ну, в скит уйти. Она ведь, кажется, из староверов.

— Кто вам сказал?

— Честно признаться, мы живем в одном доме.

— И не встречали ее в церкви? Сами, поди, в церковь не ходите. Она уж много лет как обратилась в православие.

— Пускай не в скит. Пускай в православный монастырь.

— Нет-нет, это невозможно.

— Может быть, у Марфы Никитичны был друг?

— Что вы имеете в виду?

— Будь она помоложе, я бы употребил другое слово. Не друг, а…

— За что вам только деньги платят! — не выдержал Куколев. — Старухе седьмой десяток.

— На шестом, во всяком случае, десятке русские женщины еще рожают богатырей, — сказал Иван Дмитриевич таким исполненным достоинства тоном, словно сам был женщиной.

— Снимаю шляпу перед вашим патриотизмом. Тем не менее любовников у моей матери нет, как нет никого, к кому она могла бы отправиться. По правде говоря, у нее тяжелый характер.

— Таково мнение и Якова Семеновича?

— У него и спрашивайте. Вы же с ним соседи.

— Ах да! Я забыл, что вы не поддерживаете отношений.

— Ого! Вы даже это знаете? Кстати, почему вы так уверены, что моя мать куда-то поехала?

— Таково мнение Якова Семеновича.

— Вы его больше слушайте! Он вам еще не то наплетет. Вдруг ее уже нет в живых?

— Тело, по крайней мере, не найдено.

— Могли бросить в канал, в Неву. Наконец, ее могли похитить!

— Похищать-то зачем?

— Чтобы взять выкуп с меня и с моего брата. Хотя с меня много не возьмешь. Я на жалованье живу.

— Конечно, — согласился Иван Дмитриевич, — коли бы на Кавказе, среди абреков. Но в моей петербургской практике до сих пор подобных случаев не было.

— Будут еще, помяните мое слово! Шашлыки наши разбойнички научились жарить, научатся и аманатов брать. Почему бы моей матери не стать первой ласточкой? Поднимайте на ноги полицию, ищите. Тому, кто найдет ее живой или мертвой, я от себя лично обещаю, — Куколев задумался, — обещаю десять рублей. Объявите своим помощникам, это их подбодрит. И если что, немедленно сообщайте мне на службу. Я сегодня до вечера буду в министерстве.

Иван Дмитриевич достал записную книжку.

— Будьте любезны объяснить, как вас там найти. Я запишу…

Как бы в поисках запропастившегося карандаша, хотя свободно мог выбрать любой из торчавших перед ним в настольном стакане, он начал рыться в карманах. Поочередно являлись и выкладывались на стол следующие предметы: пересыпанный табачными крошками несвежий носовой платок, табакерка, зубочистка, подаренный Ванечкой грецкий орех в серебряной бумажке, деньги. Наконец очередь дошла до той вещицы, ради которой все и затеялось. Словно бы между делом Иван Дмитриевич выложил на стол жетончик, перевернув его вверх звездами.

Эффект превзошел все ожидания. Куколев изменился в лице, его рука непроизвольно дернулась к жетончику.

Карандаш не нашелся, но Иван Дмитриевич прекратил поиски.

— Я вижу, — вкрадчиво сказал он, — вам знакома эта штучка.

— Так вот зачем вы проводили ревизию у себя в карманах! Напрасный труд, могли прямо спросить. Отвечу: да, знакома. Очень хорошо знакома. — Куколев подошел к двери и позвал:

— Нина!

Появилась его супруга, на этот раз представленная по всей форме:

— Моя жена, Нина Александровна… Ты узнаешь господина Путилина?

Теперь, при утреннем свете, Иван Дмитриевич рассмотрел ее получше. Она принадлежала к тому типу женщин, про которых с первого, да и не только с первого взгляда нелегко сказать, то ли им тридцать лет, но выглядят на сорок с хвостиком, то ли, наоборот, за сорок, но кажутся тридцатилетними. Правда, Иван Дмитриевич уже видел ее дочерей. Девицы были взрослые, так что из двух вариантов он уверенно выбрал последний.

— Погляди, милая, с чем пожаловал к нам господин Путилин, — сказал Куколев, показывая жене жетончик.