Шрифт:
Иван Дмитриевич сделал жест, объединяющий Гайпеля с дворником, и приказал:
— Берите его. Ко мне пока занесем.
Когда поднялись на первый этаж, он увидел, что дверь куколевской квартиры открыта. На пороге стояла Шарлотта Генриховна.
— Я вижу, вы заняты, — сказала она.
За ее спиной Иван Дмитриевич заметил какую-то даму, которая кивнула ему как старому знакомому. Всмотревшись, он узнал Нину Александровну, жену Куколева-старшего.
— А в чем дело, Шарлотта Генриховна? Что-то хотели мне сообщить?
— Вы спрашивали, какую вещь взяла Лиза в память о бабушке. Евлампий сказал мне.
— И какую же?
—Серебряный флакончик.
— Моя дочь играла с ним, когда была девочкой, — вмешалась Нина Александровна.
— Это все, чем он примечателен?
— Вообще-то Марфа Никитична держала в нем святую воду. Яков, помню, еще что-то мне про него рассказывал, какое-то семейное предание, но я позабыла.
— А вам, — обратился Иван Дмитриевич к старшей невестке, — ваш муж ничего не говорил об этом флакончике?
— Мой муж не столь сентиментален, — ответила она.
— Но Лиза, видимо, пошла в вас, а не в отца.
— Да. Не знаю только, к счастью или к несчастью. С ее чувствительностью ей в жизни придется трудно.
Во время этого разговора Ивану Дмитриевичу показалось, что Шитковский приоткрыл один глаз.
— Э-эй, Федя! — позвал он.
Глаз быстренько закрылся. Ладно, пусть. Иван Дмитриевич решил отложить разоблачение на потом. Шитковского снова подняли и двинулись дальше.
Гайпель шел задом, обхватив свою жертву под мышками.
— Тяжелый, — удовлетворенно сказал он. — А по виду не подумаешь.
— В кости, значит, широкий, — объяснил дворник.
— Ага, мосластый. И как это я его?
— Правда, ваше благородие, она кость ломит…
У себя на этаже Иван Дмитриевич увидел, что квартира Гнеточкиных распахнута настежь. Хозяин и хозяйка с пуделем на руках стояли у порога, но его собственная дверь была закрыта. Он позвонил и, когда появилась жена, сказал заискивающе:
— К нам его пока занесем. Она вскинула брови:
— Зачем?
— Нужно кое о чем расспросить. Важное дело.
— Почему всегда именно к нам?
— Всегда? — возмутился Иван Дмитриевич. — Что значит — всегда? Первый раз.
— Нет, не позволю, — сказала жена.
— Куда ж его? Дождик на улице.
— Куда хочешь. Всякую сволоту в дом таскать… с ума сошел?
— Да это же наш с ним, — Иван Дмитриевич указал на Гайпеля, — товарищ! А ты думала? Наш товарищ, вместе служим. Шитковский его фамилия.
— Да? Приятно познакомиться.
— Давайте его в прихожую, — расслабленный этой репликой, скомандовал Иван Дмитриевич.
— Нет, — ледяным голосом сказала жена. — Через мой труп.
— Нет?
— Я сказала: нет!
Дверь захлопнулась. Иван Дмитриевич в ярости дернул сонетку звонка:
— Лучше открой! Слышишь?.. Ладно, я сам открою.
Он начал шарить по карманам в поисках ключа, но жена уже заперлась на засов.
— Станешь ломиться, — предупредила она, — и одного не впущу.
Шитковский стоял с закрытыми глазами, свесив голову на грудь, с двух сторон поддерживаемый Гайпелем и дворником.
— Побаловался, Федя. Будет, — угрожающе сказал Иван Дмитриевич.
Тот слабо застонал — совсем как давеча жена, только еще, пожалуй, ненатуральнее, и в этот момент Гнеточкин, с острым любопытством следивший за тем, как развиваются события, предложил:
— Несите его к нам… Молчать, Джончик!
2
Диван застелили старой простыней, чтобы Шитковский не испачкал обивку. Здесь он окончательно пришел в себя и на правах знатного пленника, знающего, что ни один волос не упадет с его головы, обратился к хозяевам:
— Чаю соблаговолите. И послаще.
Гнеточкин кинулся было исполнять, но Иван Дмитриевич остановил его:
— Не надо, обойдется.
— Мы с женой вам не помешаем?
— Да лучше бы…
— Располагайтесь, как дома, — разочарованно сказал Гнеточкин. — Идем, Маша.
Когда супруги вышли, Гайпель отвел Ивана Дмитриевича к окну и зашептал:
— Где мы Петрова нашли, там непременно должен быть медальончик. Такой, как в «Аркадии». Я все облазил, нету. Сдается мне, он прибрал, надо бы его обыскать.