– Какое же непослушание, однако, – пробормотал он.

Ханна понимала, что он бормочет что-то себе под нос, разговаривая со своим Богом, но все это касалось ее. Но Ханна молчала, зная, что никакие слова не смягчат ее греха в его глазах. Она сожалела, что так разочаровывает своего супруга, но ничего не могла с собой поделать. Она не была праведницей от природы, как этого хотел Кэйлеб.

– Неужели ты не можешь принять волю Бога, жена? Неужели ты не можешь быть благодарной за то, что в священном писании он указал, как нам жить?

Ханна покорно склонила голову и стойко выслушивала упреки мужа. Она изо всех сил желала смириться с Божьей волей, и многое ей уже удалось. Но Ханна сомневалась, может ли она благодарить Бога за то, что он отнял у нее, оставив одну пустоту.

– Мой ужин готов? – вздохнув, поинтересовался Кэйлеб.

Услышав его вопрос, и без того перепуганная Ханна подумала, что сердце ее сейчас не выдержит.

– Сейчас, все будет готово.

Чувствуя вину, она подняла голову и ждала, когда он отпустит ее.

Он недовольно покачал головой:

– Я молюсь, все молюсь за тебя, Ханна. С тех пор как Бог послал мне тебя как жену, я не теряю надежды, что ты станешь другой. Я так надеялся. Но, видно, ты никогда не станешь той женщиной, которой, как обещал мне твой отец, ты обязательно будешь. – Затем в его голосе появились проблески уверенности и надежды: – Однако Бог не ошибается, мои молитвы не останутся безответными. – Произнеся последнее слово, он неуклюже, как провинившегося ребенка, потрепал ее по плечу: – Ну, иди же, занимайся ужином, Ханна. Я скоро приду.

Внутреннее убранство хижины было таким же невзрачным, как и вся жизнь Ханны, но это был ее дом, и она чувствовала некоторую умиротворенность здесь, когда что-то делала по дому. Она быстро отрезала два толстых ломтя соленого мяса и опустила в горшочек с тушеной зеленью. Затем довольно умело она приготовила смесь из кукурузной муки с водой, добавив одно свежее утреннее яйцо. Когда жир на сковороде растопился, она принялась выпекать лепешки.

Сняв со сковородки последнюю лепешку, Ханна удовлетворенно отметила про себя, что ни одна из них не подгорела. Вытерев о передник руки, она направилась к Кэйлебу сообщить, что ужин готов и она накрывает на стол. Перед ужином необходимо было зажечь фонарь.

Задержавшись в дверях, она ощутила дуновение прохладного ветерка, доносившегося с покрытых травой холмов. Потоком прохладного ветра ей приятно обдало разгоряченное от кухонного жара лицо.

Она увидела, как Кэйлеб запирает засов сарая, в котором содержались лошадь и кабриолет. Не успела она и рта раскрыть, чтобы позвать мужа, как услышала лошадиный топот. К хижине галопом неслись несколько всадников. Стремительность, с которой они приближались, насторожила ее. Ханну мигом охватило воспоминание о том кошмаре, через который ей пришлось пройти несколько недель назад. Но, может, вспыхнуло восстание индейцев? Именно этого в последнее время боялись местные жители. Ханна не была настолько наивна, чтобы предположить, что команчи пожалеют ее и Кэйлеба, который питал к ним самые добрые чувства.

Кэйлеб тоже услышал топот приближавшихся лошадей. Он уже направился к Ханне, чтобы сообщить ей о своем тревожном предчувствии.

Всадники подъехали уже совсем близко. Кэйлеб повернулся к ним и ждал.

Их было трое. Им явно был нужен Кэйлеб. А дальше все произошло очень быстро. Ханна онемела, когда увидела, как в лучах заходящего солнца зловеще блеснуло что-то блестящее, похожее на оружие, в руках у одного из всадников. Она выкрикнула имя Кэйлеба, почти одновременно с прогремевшим выстрелом.

Одним выстрелом массивное тело Кэйлеба было сразу же повалено, как срубленный дуб. На груди у него появилось кровавое пятно, растекавшееся в разные стороны. Человек, выстреливший в Кэйлеба, смотрел на него и смеялся. Это был отвратительный, страшный смех.

Неуверенной походкой Ханна направилась к Кэйлебу, взглянув на этих троих, которые сразу же умчались. Однако она успела рассмотреть их: один был очень высоким, другой маленького роста и тучный. Она узнала их. Боже праведный! Она узнала этих людей.

Она уже не смотрела им вслед. Она бросилась к Кэйлебу, лихорадочно шепча его имя, опустившись рядом с ним на колени. Его кровь просочилась ей на юбку. Боже мой, разве сможет человек выжить, потеряв столько крови?

Рыдая, Ханна потащила его в дом, повторяя:

– Кэйлеб, ну пожалуйста! – Она не думала, что ей удастся втащить его одной, но выбора у нее не было.

Когда она потянула его за руку, Кэйлеб застонал.

– Ты должен постараться помочь мне, Кэйлеб. Я должна внести тебя в дом, – говорила ему Ханна.