Я слышу, как скулю — как и все эти годы с тех пор, как вступил в клуб.

— Почему, что я такого сделал?

— Слишком сильно ты меня достал…

— Чем именно?

— Он и тебя достал? — Чак понимающе смотрит на Тони, а потом они оба поворачиваются ко мне. — Так и знал, что я не одинок.

— Ребята…

Мирна делает знаки, и Чак кивает.

— Мирна говорит, она всегда плюет в его выпивку. И все официантки плюют.

Я растерян, одинок и нуждаюсь в убежище, которого, как я знаю, не существует. Я инстинктивно протягиваю руку к графину с водой, который стоит как раз напротив меня, — у меня пересохло в горле, — но опускаю руку, понимая, что там, возможно, вовсе и не вода.

Я поворачиваюсь к Тони и Чаку — попробуем взять их храбростью.

— Вы что, не хотите больше видеть меня в клубе?

— Мы не хотим больше видеть тебя на планете. — Чак громко смеется.

— А мне казалось, вам нужны все?

— Для каждого правила найдется свое исключение.

Я не убивал Джеймса, могу поклясться на Библии, я к нему даже не подходил. У этого парня на голове было ведерко. Это почерк КК, не мой.

— Напомни-ка мне, кстати, у тебя-то какой почерк? — Тони хмурится.

— Да. Мы уже много лет от тебя ни одной истории не слышали.

— Я… я вырезаю сердца… Вы же знаете…

— А ты вроде бы говорил про почки?

— Да нет, это были зубы. Ты ведь зубы выдергиваешь, так?

Я смотрю на Бетти, молясь, чтобы она сказала хоть что-нибудь, но она остается немой, как Мирна.

— И когда в последний раз ты кого-то убивал?

— На прошлой неделе.

— Что-то я об этом ничего не читал.

— А… просто тело еще не нашли.

Тони внезапно бросает на стол что-то металлическое. Я опускаю глаза и понимаю, что смотрю на отломанное зеркальце машины Вэйда — то самое, которое отстрелил Тони в ту ночь, когда обезглавил Берта.

— Это тебе знакомо? Я качаю головой.

— Нет.

— Уверен?

— Абсолютно. У меня вообще нет машины. — Я хватаю графин с водой, ладно, все равно, наливаю в стакан и выпиваю всю эту дрянь до дна.

— А откуда у тебя это зеркальце. Тони?

— Набрел на него как-то ночью.

— Как я уже сказал, у меня нет машины. С моей зарплатой на машину не наскребешь.

— Но ты же говорил, что за рулем, когда был в Техасе? — Бетти смотрит на меня, голос у нее ровный, слова четкие и понятные. Поверить не могу, что она сделала такую дурацкую ошибку и поставила меня в дерьмовое положение.

— Так у тебя, значит, есть машина? — Тони начинает жевать очередную индюшачью тефтельку.

— Стыдно признаться, но я ее украл, — я слабо пожимаю плечами, сопровождая этот жест еще более слабым смешком. — Мне нравится водить быстрые машины.

— Ты украл машину? — Тони разгневан. — Украл чью-то собственность? Это незаконно, дерьмо ты собачье.

— Убить и съесть больше пятидесяти людей тоже не особенно законно. — Какая ты сука, Тони.

— Ты еще на меня рот разеваешь?

— Я просто говорю, что мы все здесь нарушаем закон.

— Я никогда ничего не крал — в жизни, — рявкает Чак. Мирна жестикулирует. — Мирна говорит, тебя нужно повесить за это.

— Поверить не могу, что ты вор, Дуглас, — Бетти выглядит всерьез озабоченной, и я от всей души надеюсь, что не восстановил ее против себя.

— Одна несчастная машина.

— На которой ты поехал в Техас.

— В Техас я летел на самолете, а обратно на машине.

— Значит, ты все-таки был в Техасе? Ты же говорил, что не забирался так далеко?

— Я не убивал Джеймса. Честное слово, не убивал.

Бетти в ужасе закусывает губу, и мне остается только беспомощно смотреть на нее. Пожалуйста, пожалуйста, скажи им, Бетти. Пожалуйста.

— Я верю ему, Тони. — Я буду любить эту женщину, пока смерть не заберет меня. — Не знаю, но мне не кажется, что его бы на это хватило. Он не смог бы. Чтобы понять это, достаточно просто посмотреть на него.

Тони замолкает, смотрит на Бетти, потом поворачивается ко мне и бросает на меня тот же непонятный взгляд.

— Если Дуги не убивал Джеймса, тогда кто же это?

— Не мы. Мы с Мирной были в Вегасе. Вернулись только сегодня утром.

— У нас в библиотеке был переучет — у меня времени не было.

— Я гонялся за уродскими наркошами — черт, ненавижу этих охреневших ублюдков.

Снова все глаза уставились на меня. Я молчу секунду, чтобы мой голос не дрогнул, когда я заговорю. Я даже предпринимаю отчаянную попытку улыбнуться.

— Ребята… Мне противно это говорить, но разве не очевидно, кто убил Джеймса?

Тони расстегивает три верхних пуговицы на рубашке, запускает под рубашку руку и начинает почесывать обширную волосатую грудь. Он такой волосатый, что можно подумать, будто на нем меховая майка.