Ворон (в различных переводах)
вернуться

По Эдгар Аллан
Шрифт:

«Пророк! – сказал я, – злосчастная тварь, птица или дьявол, но все-таки пророк! Во имя этих небес, распростертых над нами, во имя того божества, которому мы оба поклоняемся, поведай этой горестной душе, дано ли будет ей в далеком Эдеме обнять ту святую, которую ангелы зовут Ленорой, прижать к груди мою милую, лучезарную Ленору!» Ворон каркнул: «Больше никогда!»

«Да будут же эти слова сигналом к нашей разлуке, птица или дьявол! – вскричал я, приподнявшись с кресла. – Иди снова на бурю, вернись к берегу плутоновой ночи, не оставляй здесь ни единого черного перышка, которое могло бы напомнить о лжи, вышедшей из твоей души! Оставь мой приют неоскверненным! Покинь этот бюст над дверью моей комнаты. Вырви свой клюв из моего сердца и унеси свой призрачный образ подальше от моей двери!» Ворон каркнул: «Больше никогда!»

И ворон, неподвижный, все еще сидит на бледном бюсте Паллады, как раз над дверью моей комнаты, и глаза его смотрят, словно глаза мечтающего дьявола; и свет лампы, падающий на него, бросает на пол его тень; и душа моя из круга этой тени, колеблющейся по полу, не выйдет больше никогда!

Ворон (1890) Перевод Дм. Мережковского

Погруженный в скорбь немую и усталый, в ночь глухую,Раз, когда поник в дремоте я над книгой одногоИз забытых миром знаний, книгой полной обаяний, -Стук донесся, стук нежданный в двери дома моего:"Это путник постучался в двери дома моего,Только путник – больше ничего".В декабре – я помню – было это полночью унылой.В очаге под пеплом угли разгорались иногда.Груды книг не утоляли ни на миг моей печали -Об утраченной Леноре, той, чье имя навсегда -В сонме ангелов – Ленора, той, чье имя навсегдаВ этом мире стерлось – без следа.От дыханья ночи бурной занавески шелк пурпурныйШелестел, и непонятный страх рождался от всего.Думал, сердце успокою, все еще твердил порою:"Это гость стучится робко в двери дома моего,Запоздалый гость стучится в двери дома моего,Только гость – и больше ничего!"И когда преодолело сердце страх, я молвил смело:"Вы простите мне, обидеть не хотел я никого;Я на миг уснул тревожно: слишком тихо, осторожно, -Слишком тихо вы стучались в двери дома моего…"И открыл тогда я настежь двери дома моего -Мрак ночной, – и больше ничего.Все, что дух мой волновало, все, что снилось и смущало,До сих пор не посещало в этом мире никого.И ни голоса, ни знака – из таинственного мрака…Вдруг «Ленора!» прозвучало близ жилища моего…Сам шепнул я это имя, и проснулось от негоТолько эхо – больше ничего.Но душа моя горела, притворил я дверь несмело.Стук опять раздался громче; я подумал: "Ничего,Это стук в окне случайный, никакой здесь нету тайны:Посмотрю и успокою трепет сердца моего,Успокою на мгновенье трепет сердца моего.Это ветер, – больше ничего".Я открыл окно, и странный гость полночный, гость нежданный,Ворон царственный влетает; я привета от негоНе дождался. Но отважно, – как хозяин, гордо, важноПолетел он прямо к двери, к двери дома моего,И вспорхнул на бюст Паллады, сел так тихо на него,Тихо сел, – и больше ничего.Как ни грустно, как ни больно, – улыбнулся я невольноИ сказал: "Твое коварство победим мы без труда,Но тебя, мой гость зловещий,Ворон древний. Ворон вещий,К нам с пределов вечной Ночи прилетающий сюда,Как зовут в стране, откуда прилетаешь ты сюда?"И ответил Ворон:«Никогда».Говорит так ясно птица, не могу я надивиться.Но казалось, что надежда ей навек была чужда.Тот не жди себе отрады, в чьем дому на бюст ПалладыСядет Ворон над дверями; от несчастья никуда, -Тот, кто Ворона увидел, – не спасется никуда,Ворона, чье имя:«Никогда».Говорил он это слово так печально, так сурово,Что, казалось, в нем всю душу изливал; и вот, когдаНедвижим на изваяньи он сидел в немом молчаньи,Я шепнул: "Как счастье, дружба улетели навсегда,Улетит и эта птица завтра утром навсегда".И ответил Ворон:«Никогда».И сказал я, вздрогнув снова:"Верно молвить это словоНаучил его хозяин в дни тяжелые, когдаОн преследуем был Роком, и в несчастье одиноком,Вместо песни лебединой, в эти долгие годаДля него был стон единый в эти грустные года -Никогда, – уж больше никогда!"Так я думал и невольно улыбнулся, как ни больно.Повернул тихонько кресло к бюсту бледному, туда,Где был Ворон, погрузился в бархат кресел и забылся…"Страшный Ворон, мой ужасный гость, – подумал я тогда -Страшный, древний Ворон, горе возвещающий всегда,Что же значит крик твой:«Никогда»?Угадать стараюсь тщетно; смотрит Ворон безответно.Свой горящий взор мне в сердце заронил он навсегда.И в раздумьи над загадкой, я поник в дремоте сладкойГоловой на бархат, лампой озаренный. НикогдаНа лиловый бархат кресел, как в счастливые года,Ей уж не склоняться – никогда!И казалось мне: струило дым незримое кадило,Прилетели Серафимы, шелестели иногдаИх шаги, как дуновенье:"Это Бог мне шлет забвенье!Пей же сладкое забвенье, пей, чтоб в сердце навсегдаОб утраченной Леноре стерлась память – навсегда!..И сказал мне Ворон:«Никогда»."Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,Злой ли Дух тебя из Ночи, или вихрь занес сюдаИз пустыни мертвой, вечной, безнадежной, бесконечной, -Будет ли, молю, скажи мне, будет ли хоть там, кудаСнизойдем мы после смерти, – сердцу отдых навсегда?"И ответил Ворон:«Никогда»."Я молю, пророк зловещий, птица ты иль демон вещий,Заклинаю небом. Богом, отвечай, в тот день, когдаЯ Эдем увижу дальней, обниму ль душой печальнойДушу светлую Леноры, той, чье имя навсегдаВ сонме ангелов – Ленора, лучезарной навсегда?"И ответил Ворон:«Никогда»."Прочь! – воскликнул я, вставая, демон ты иль птица злая.Прочь! – вернись в пределы Ночи, чтобы больше никогдаНи одно из перьев черных, не напомнило позорных,Лживых слов твоих! Оставь же бюст Паллады навсегда,Из души моей твой образ я исторгну навсегда!"И ответил Ворон:«Никогда».И сидит, сидит с тех пор он там, над дверью черный Ворон,С бюста бледного Паллады не исчезнет никуда.У него такие очи, как у Злого Духа ночи,Сном объятого; и лампа тень бросает. НавсегдаК этой тени черной птицы пригвожденный навсегда, -Не воспрянет дух мой – никогда!

Ворон (1894) Перевод К. Бельмонта

Как-то в полночь, в час угрюмый, полный тягостною думой,Над старинными томами я склонялся в полусне,Грезам странным отдавался, – вдруг неясный звук раздался,Будто кто-то постучался – постучался в дверь ко мне."Это, верно, – прошептал я, – гость в полночной тишине,Гость стучится в дверь ко мне".Ясно помню… Ожиданье… Поздней осени рыданья…И в камине очертанья тускло тлеющих углей…О, как жаждал я рассвета, как я тщетно ждал ответаНа страданье без привета, на вопрос о ней, о ней -О Леноре, что блистала ярче всех земных огней, -О светиле прежних дней.И завес пурпурных трепет издавал как будто лепет,Трепет, лепет, наполнявший темным чувством сердце мне.Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя:"Это только гость, блуждая, постучался в дверь ко мне,Поздний гость приюта просит в полуночной тишине -Гость стучится в дверь ко мне"."Подавив свои сомненья, победивши спасенья,Я сказал: "Не осудите замедленья моего!Этой полночью ненастной я вздремнул, – и стук неясныйСлишком тих был, стук неясный, – и не слышал я его,Я не слышал…" Тут раскрыл я дверь жилища моего:Тьма – и больше ничего.Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный,Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого;Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала,Лишь – «Ленора!» – прозвучало имя солнца моего, -Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, -Эхо – больше ничего.Вновь я в комнату вернулся – обернулся – содрогнулся, -Стук раздался, но слышнее, чем звучал он до того."Верно, что-нибудь сломилось, что-нибудь пошевелилось,Там, за ставнями, забилось у окошка моего,Это – ветер, – усмирю я трепет сердца моего, -Ветер – больше ничего".Я толкнул окно с решеткой, – тотчас важною походкойИз-за ставней вышел Ворон, гордый Ворон старых дней,Не склонился он учтиво, но, как лорд, вошел спесивоИ, взмахнув крылом лениво, в пышной важности своейОн взлетел на бюст Паллады, что над дверью был моей,Он взлетел – и сел над ней.От печали я очнулся и невольно усмехнулся,Видя важность этой птицы, жившей долгие года."Твой хохол ощипан славно, и глядишь ты презабавно, -Я промолвил, – но скажи мне: в царстве тьмы, где ночь всегда,Как ты звался, гордый Ворон, там, где ночь царит всегда?"Молвил Ворон: «Никогда».Птица ясно отвечала, и хоть смысла было мало.Подивился я всем сердцем на ответ ее тогда.Да и кто не подивится, кто с такой мечтой сроднится,Кто поверить согласится, чтобы где-нибудь, когда -Сел над дверью говорящий без запинки, без трудаВорон с кличкой: «Никогда».И взирая так сурово, лишь одно твердил он слово,Точно всю он душу вылил в этом слове «Никогда»,И крылами не взмахнул он, и пером не шевельнул он, -Я шепнул: "Друзья сокрылись вот уж многие года,Завтра он меня покинет, как надежды, навсегда".Ворон молвил: «Никогда».Услыхав ответ удачный, вздрогнул я в тревоге мрачной."Верно, был он, – я подумал, – у того, чья жизнь – Беда,У страдальца, чьи мученья возрастали, как теченьеРек весной, чье отреченье от Надежды навсегдаВ песне вылилось о счастьи, что, погибнув навсегда,Вновь не вспыхнет никогда".Но, от скорби отдыхая, улыбаясь и вздыхая,Кресло я свое придвинул против Ворона тогда,И, склонясь на бархат нежный, я фантазии безбрежнойОтдался душой мятежной: "Это – Ворон, Ворон, да.Но о чем твердит зловещий этим черным «Никогда»,Страшным криком: «Никогда».Я сидел, догадок полный и задумчиво-безмолвный,Взоры птицы жгли мне сердце, как огнистая звезда,И с печалью запоздалой головой своей усталойЯ прильнул к подушке алой, и подумал я тогда:Я – один, на бархат алый – та, кого любил всегда,Не прильнет уж никогда.Но постой: вокруг темнеет, и как будто кто-то веет, -То с кадильницей небесной серафим пришел сюда?В миг неясный упоенья я вскричал: "Прости, мученье,Это бог послал забвенье о Леноре навсегда, -Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!"Каркнул Ворон: «Никогда».И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты – иль дух ужасный,Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,В край, Тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!О, скажи, найду ль забвенье, – я молю, скажи, когда?"Каркнул Ворон: «Никогда»."Ты пророк, – вскричал я, – вещий! "Птица ты – иль дух зловещий,Этим небом, что над нами, – богом, скрытым навсегда, -Заклинаю, умоляя, мне сказать – в пределах РаяМне откроется ль святая, что средь ангелов всегда,Та, которую Ленорой в небесах зовут всегда?"Каркнул Ворон: «Никогда».И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая!Ты из царства тьмы и бури, – уходи опять туда,Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,Удались же, дух упорный! Быть хочу – один всегда!Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь – всегда!"Каркнул Ворон: «Никогда».И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,С бюста бледного Паллады не умчится никуда.Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,Свет струится, тень ложится, – на полу дрожит всегда.И душа моя из тени, что волнуется всегда.Не восстанет – никогда!

Ворон (1905-1924) Перевод В. Брюсова

Как-то в полночь, в час унылый, я вникал, устав, без силы,Меж томов старинных, в строки рассужденья одногоПо отвергнутой науке и расслышал смутно звуки,Вдруг у двери словно стуки – стук у входа моего."Это – гость,– пробормотал я, – там, у входа моего,Гость, – и больше ничего!"Ах! мне помнится так ясно: был декабрь и день ненастный,Был как призрак – отсвет красный от камина моего.Ждал зари я в нетерпенье, в книгах тщетно утешеньеЯ искал в ту ночь мученья, – бденья ночь, без той, когоЗвали здесь Линор. То имя… Шепчут ангелы его,На земле же – нет его.Шелковистый и не резкий, шорох алой занавескиМучил, полнил темным страхом, что не знал я до него.Чтоб смирить в себе биенья сердца, долго в утешеньеЯ твердил: «То – посещенье просто друга одного».Повторял: "То – посещенье просто друга одного,Друга, – больше ничего!"Наконец, владея волей, я сказал, не медля боле:"Сэр иль Мистрисс, извините, что молчал я до того.Дело в том, что задремал я и не сразу расслыхал я,Слабый стук не разобрал я, стук у входа моего".Говоря, открыл я настежь двери дома моего.Тьма, – и больше ничего.И, смотря во мрак глубокий, долго ждал я, одинокий,Полный грез, что ведать смертным не давалось до тою!Все безмолвно было снова, тьма вокруг была сурова,Раздалось одно лишь слово: шепчут ангелы его.Я шепнул: «Линор» – и эхо повторило мне его,Эхо, – больше ничего.Лишь вернулся я несмело (вся душа во мне горела),Вскоре вновь я стук расслышал, но ясней, чем до того.Но сказал я: "Это ставней ветер зыблет своенравный,Он и вызвал страх недавний, ветер, только и всего,Будь спокойно, сердце! Это – ветер, только и всего.Ветер, – больше ничего! "Растворил свое окно я, и влетел во глубь покояСтатный, древний Ворон, шумом крыльев славя торжество,Поклониться не хотел он; не колеблясь, полетел он,Словно лорд иль лэди, сел он, сел у входа моего,Там, на белый бюст Паллады, сел у входа моего,Сел, – и больше ничего.Я с улыбкой мог дивиться, как эбеновая птица,В строгой важности – сурова и горда была тогда."Ты, – сказал я, – лыс и черен, но не робок и упорен,Древний, мрачный Ворон, странник с берегов, где ночь всегда!Как же царственно ты прозван у Плутона?" Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»Птица ясно прокричала, изумив меня сначала.Было в крике смысла мало, и слова не шли сюда.Но не всем благословенье было – ведать посещеньеПтицы, что над входом сядет, величава и горда,Что на белом бюсте сядет, чернокрыла и горда,С кличкой «Больше никогда!».Одинокий, Ворон черный, сев на бюст, бросал, упорный,Лишь два слова, словно душу вылил в них он навсегда.Их твердя, он словно стынул, ни одним пером не двинул,Наконец я птице кинул: "Раньше скрылись без следаВсе друзья; ты завтра сгинешь безнадежно!.." Он тогдаКаркнул: «Больше никогда!»Вздрогнул я, в волненье мрачном, при ответе стол"Это – все, – сказал я, – видно, что он знает, жив го,С бедняком, кого терзали беспощадные печали,Гнали вдаль и дальше гнали неудачи и нужда.К песням скорби о надеждах лишь один припев нуждаЗнала: больше никогда!"Я с улыбкой мог дивиться, как глядит мне в душу птицаБыстро кресло подкатил я против птицы, сел туда:Прижимаясь к мягкой ткани, развивал я цепь мечтанийСны за снами; как в тумане, думал я: "Он жил года,Что ж пророчит, вещий, тощий, живший в старые года,Криком: больше никогда?"Это думал я с тревогой, но не смел шепнуть ни слогаПтице, чьи глаза палили сердце мне огнем тогда.Это думал и иное, прислонясь челом в покоеК бархату; мы, прежде, двое так сидели иногда…Ах! при лампе не склоняться ей на бархат иногдаБольше, больше никогда!И, казалось, клубы дыма льет курильница незримо,Шаг чуть слышен серафима, с ней вошедшего сюда."Бедный!– я вскричал,– то богом послан отдых всем тревогам,Отдых, мир! чтоб хоть немного ты вкусил забвенье, – да?Пей! о, пей тот сладкий отдых! позабудь Линор, – о, да?"Ворон: «Больше никогда!»"Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или демонИскусителем ли послан, бурей пригнан ли сюда?Я не пал, хоть полн уныний! В этой заклятой пустыне,Здесь, где правит ужас ныне, отвечай, молю, когдаВ Галааде мир найду я? обрету бальзам когда?"Ворон: «Больше никогда!»"Вещий, – я вскричал, – зачем он прибыл, птица или дРади неба, что над нами, часа Страшного суда,Отвечай душе печальной: я в раю, в отчизне дальней,Встречу ль образ идеальный, что меж ангелов всегда?Ту мою Линор, чье имя шепчут ангелы всегда?"Ворон; «Больше никогда!»"Это слово – знак разлуки! – крикнул я, ломая руки.
– Возвратись в края, где мрачно плещет Стиксова вода!Не оставь здесь перьев черных, как следов от слов позорны?Не хочу друзей тлетворных! С бюста – прочь, и навсегда!Прочь – из сердца клюв, и с двери – прочь виденье навсегда!Ворон: «Больше никогда!»И, как будто с бюстом слит он, все сидит он, все сидит он,Там, над входом, Ворон черный с белым бюстом слит всегда.Светом лампы озаренный, смотрит, словно демон сонный.Тень ложится удлиненно, на полу лежит года, -И душе не встать из тени, пусть идут, идут года, -Знаю, – больше никогда!

Ворон Перевод В. Бетаки

Мрачной полночью бессонной, беспредельно утомленный.В книги древние вникал я и, стремясь постичь их сутьНад старинным странным томом задремал, и вдруг сквозь дремуСтук нежданный в двери дома мне почудился чуть-чуть,"Это кто-то, – прошептал я, – хочет в гости заглянуть,Просто в гости кто-нибудь!"Так отчетливо я помню – был декабрь, глухой и темный,И камин не смел в лицо мне алым отсветом сверкнуть,Я с тревогой ждал рассвета: в книгах не было ответа,Как на свете жить без света той, кого уж не вернуть,Без Линор, чье имя мог бы только ангел мне шепнутьВ небесах когда-нибудь.Шелковое колыханье, шторы пурпурной шуршаньеСтрах внушало, сердце сжало, и, чтоб страх с души стряхнуть,Стук в груди едва умеря, повторял я, сам не веря:Кто-то там стучится в двери, хочет в гости заглянуть,Поздно так стучится в двери, видно, хочет заглянутьПросто в гости кто-нибудь.Молча вслушавшись в молчанье, я сказал без колебанья:"Леди или сэр, простите, но случилось мне вздремнуть,Не расслышал я вначале, так вы тихо постучали,Так вы робко постучали…" И решился я взглянуть,Распахнул пошире двери, чтобы выйти и взглянуть, -Тьма, – и хоть бы кто-нибудь!Я стоял, во мрак вперяясь, грезам странным предаваясь,Так мечтать наш смертный разум никогда не мог дерзнуть,А немая ночь молчала, тишина не отвечала,Только слово прозвучало – кто мне мог его шепнуть?Я сказал «Линор» – и эхо мне ответ могло шепнуть…Эхо – или кто-нибудь?Я в смятенье оглянулся, дверь закрыл и в дом вернулся,Стук неясный повторился, но теперь ясней чуть-чуть.И сказал себе тогда я: "А, теперь я понимаю:Это ветер, налетая, хочет ставни распахнуть,Ну конечно, это ветер хочет ставни распахнуть…Ветер – или кто-нибудь?"Но едва окно открыл я, – вдруг, расправив гордо крылья,Перья черные взъероша и выпячивая грудь,Шагом вышел из-за штор он, с видом лорда древний ворон,И, наверно, счел за вздор он в знак приветствия кивнуть.Он взлетел на бюст Паллады, сел и мне забыл кивнуть,Сел – и хоть бы что-нибудь!В перья черные разряжен, так он мрачен был и важен!Я невольно улыбнулся, хоть тоска сжимала грудь:"Право, ты невзрачен с виду, но не дашь себя в обиду,Древний ворон из Аида, совершивший мрачный путьТы скажи мне, как ты звался там, откуда держишь путь?"Каркнул ворон: «Не вернуть!»Я не мог не удивиться, что услышал вдруг от птицыЧеловеческое слово, хоть не понял, в чем тут суть,Но поверят все, пожалуй, что обычного тут мало:Где, когда еще бывало, кто слыхал когда-нибудь,Чтобы в комнате над дверью ворон сел когда-нибудьВорон с кличкой «Не вернуть»?Словно душу в это слово всю вложив, он замер снова,Чтоб опять молчать сурово и пером не шелохнуть."Где друзья? – пробормотал я. – И надежды растерял я,Только он, кого не звал я, мне всю ночь терзает грудь…Завтра он в Аид вернется, и покой вернется в грудь…"Вдруг он каркнул: «Не вернуть!»Вздрогнул я от звуков этих, – так удачно он ответил,Я подумал: "Несомненно, он слыхал когда-нибудьСлово это слишком часто, повторял его всечасноЗа хозяином несчастным, что не мог и глаз сомкнуть,Чьей последней, горькой песней, воплотившей жизни суть,Стало слово «Не вернуть!».И в упор на птицу глядя, кресло к двери и к ПалладеЯ придвинул, улыбнувшись, хоть тоска сжимала грудь,Сел, раздумывая снова, что же значит это словоИ на что он так сурово мне пытался намекнуть.Древний, тощий, темный ворон мне пытался намекнуть,Грозно каркнув: «Не вернуть!»Так сидел я, размышляя, тишины не нарушая,Чувствуя, как злобным взором ворон мне пронзает грудь.И на бархат однотонный, слабым светом озаренный.Головою утомленной я склонился, чтоб уснуть…Но ее, что так любила здесь, на бархате, уснуть,Никогда уж не вернуть!Вдруг – как звон шагов по плитам на полу, ковром покрытом!Словно в славе фимиама серафимы держат путь!"Бог,– вскричал я в исступленье,– шлет от страсти избавленье!Пей, о, пей Бальзам Забвенья – и покой вернется в грудь!Пей, забудь Линор навеки – и покой вернется в грудь! "Каркнул ворон: «Не вернуть!»"О вещун! Молю – хоть слово! Птица ужаса ночного!Буря ли тебя загнала, дьявол ли решил швырнутьВ скорбный мир моей пустыни, в дом, где ужас правит ныне, -В Галааде, близ Святыни, есть бальзам, чтобы заснуть?Как вернуть покой, скажи мне, чтобы, все забыв, заснуть?"Каркнул ворон: «Не вернуть!»"О вещун! – вскричал я снова, – птица ужаса ночного!Заклинаю небом, богом! Крестный свой окончив путь,Сброшу ли с души я бремя? Отвечай, придет ли время,И любимую в Эдеме встречу ль я когда-нибудь?Вновь вернуть ее в объятья суждено ль когда-нибудь?Каркнул ворон: «Не вернуть!»"Слушай, адское созданье! Это слово – знак прощанья!Вынь из сердца клюв проклятый! В бурю и во мрак – твой путь!Не роняй пера у двери, лжи твоей я не поверю!Не хочу, чтоб здесь над дверью сел ты вновь когда-нибудь!Одиночество былое дай вернуть когда-нибудь!"Каркнул ворон: «Не вернуть!»И не вздрогнет, не взлетит он, все сидит он, все сидит он,Словно демон в дреме мрачной, взгляд навек вонзив мне в грудь,Свет от лампы вниз струится, тень от ворона ложится,И в тени зловещей птицы суждено душе тонуть…Никогда из мрака душу, осужденную тонуть,Не вернуть, о, не вернуть!

Ворон (2002) Перевод М. Зенкевича

Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,Задремал я над страницей фолианта одного,И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,Будто глухо так застукал в двери дома моего."Гость, – сказал я, – там стучится в двери дома моего,Гость – и больше ничего".Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги далиОблегченье от печали по утраченной Линор,По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, -Безыменной здесь с тех пор.Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторахПолонил, наполнил смутным ужасом меня всего,И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:"Это гость лишь запоздалый у порога моего,Гость какой-то запоздалый у порога моего,Гость – и больше ничего".И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга."Извините, сэр иль леди, – я приветствовал его, -Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,Что я вас едва услышал", – дверь открыл я: никого,Тьма – и больше ничего.Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженныйВ грезы, что еще не снились никому до этих пор;Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: «Линор!»Это я шепнул, и эхо прошептало мне: «Линор!»Прошептало, как укор.В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двериИ услышал стук такой же, но отчетливей того."Это тот же стук недавний, – я сказал, – в окно за ставней,Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -Ветер – больше ничего".Только приоткрыл я ставни – вышел Ворон стародавний,Шумно оправляя траур оперенья своего;Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;С видом леди или лорда у порога моего,Над дверьми на бюст Паллады у порога моегоСел – и больше ничего.И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"Каркнул Ворон: «Nevermore».Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,Птица с кличкой «Nevermore».Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грустиДушу всю свою излил он навсегда в ночной простор.Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".Каркнул Ворон: «Nevermore».При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,Перенял он это слово от хозяина такого,Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,Похоронный звон надежды и свой смертный приговорСлышал в этом «Nevermore».И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,Хриплым карком: «Nevermore».Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,Тусклой люстрой освещенный, головою утомленнойЯ хотел склониться, сонный, на подушку на узор,Ах, она здесь не склонится на подушку на узорНикогда, о nevermore!Мне казалось, что незримо заструились клубы дымаИ ступили серафимы в фимиаме на ковер.Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстнойШлет непентес – исцеленье от любви твоей к Линор!Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"Каркнул Ворон: «Nevermore!»Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных норЗанесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"Каркнул Ворон: «Nevermore!»Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!Если только Бог над нами свод небесный распростер,Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"Каркнул Ворон: «Nevermore!»"Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол!
– Я, вскочив, воскликнул: – С бурей уносись в ночной простор,Не оставив здесь, однако, черного пера, как знакаЛжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный уборСкинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"Каркнул Ворон: «Nevermore!»И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.Никогда, о, nevermore!

Ворон (2003) Перевод С. Муратова

Как-то сидя у камина, в час ночной, забывшись книгой,Над приятными листами позабытых древних знанийЗадремал я… Вдруг стучатся, тихо так – совсем неясно:Будто кто-то нежным стуком сон нехочет мой нарушить.«Вот и гость» – ворчу я в дреме – "стукнул в дверь моей каморы -Хоть бы так, зачем нам воры".Как не вспомнить день ужасный, что Декабрь принес ненастный:Блики света от огня лижут пол вокруг меня;Ждал я утра, но напрасно я искал в томах прекрасныхПрекращение печали по утерянной Линор -Той девице лучезарной, что зовут в Раю ЛинорБезымянной здесь с тех пор.Вкрадчивый и жуткий шорох в складках занавес бордовыхНаполняет душу страхом мне доселе незнакомом.Чтоб унять лишь сердца трепет, я твержу в надежде встретитьГостя или молодицу, что сегодня в дверь стучится:«Это только гость усталый стукнул в дверь моей каморы, Так и есть, зачем нам воры».И когда душа окрепла, я пошел судьбу изведать:«Сэр»,– приветствовал я в мыслях – "извините, что не быстроДвери вам я открывал – слишком тихо стук звучал;Слишком тихо вы стучали в двери комнаты моей,Да и сон мой был сильней", – тут открыл я дверь каморы -Нет ни гостя и ни вора.Так стоял я изумленный, в мрак полночный погруженный,Сомневаясь, грезя сон, недоступный с давних пор.Тщетно ждал я признак жизни, но не смог нарушить извнеТишину, как мне в укор прошуршала ночь: «Линор!»Это я шепнул и эхом мне вернулось имя это,С эхом, спутником поэта.В комнату назад, за двери, чтоб огонь души умерить,Я вернулся; вскоре снова я услышал стук знакомый.«Несомненно стук сей странный»,– я сказал, а сам за ставни:Посмотреть, что там в окошке, может это были кошкиИли ветер там стучится в окна дома моего, Ветер – больше ничего.Быстро распахнул я ставни и в окно ввалился странный,Величавый и забавный с давних пор известный малый -Черный Ворон – вестник бед – он за всех держал ответ.Ни малейшего поклона, без задержки, с видом Лорда,Взгромоздясь на бюст Паллады у порога моего,Сел – и больше ничего.Я, конечно, улыбнулся, от печали вдруг очнулся,Видя столь нелепый вид птицы страшной из Аид."Твой хохол ощипан в битве и задор твой очевиден,Но скажи зловещий Ворон, что во Мраке жил суровом,Как зовут тебя повсюду, где Плутона Мрак всегда"Каркнул Ворон: «Никогда».Я был полон удивленья, слыша птицы заявленье;Хоть ответ ее был вздорен, и не понят мной тогда,Мы не можем не признаться, что навряд ли может статься,Чтобы где-нибудь на свете, вот так просто, как всегдаСядет птица вам над дверью и заявит без трудаГромко имя «Никогда».Да, сидящий одиноко над дверями гордый ВоронГоворил одно лишь слово, как молитву в час суровый;Ни крылом нешелохнувши, ни пером невстрепенувши,Он сидел, а я промолвил: "Как друзья мои тогдаУтром он уйдет туда, где Надежды – навсегда!"Каркнул Ворон: «Никогда!»Вздрогнул я в тиши полночной, услыхав ответ столь точный."Несомненно затвердил он это слово, как БедаПосетила вдруг сурово жизнь хозяина младого,Понесла рекой бурливой, все Надежды разорила,Унесла любовь, удачу и счастливые годаЭтим словом «Никогда».Отвлекаясь от печали, улыбнувшись, как вначале,Сдвинув кресло до порога, где сидел на бюсте Ворон,Опустился я в раздумьях на подушки, чтоб обдуматьВ размышлениях мятежных образ птицы, что всегдаИзможденная и злая, предвещала в те годаХриплым криком «Никогда».Так сидел я весь в догатках, без вопросов, даже кратких,К птице, чей горящий взор был как совести укор.Утомившись от раздумий, я склонился к той подушке,Чей лиловый бархат нежный под лучами люстр всегдаМанит искоркой надежды, но, как понял я тогда -Не прильнуть ей – Никогда!Воздух вдруг весь заструился, дымный аромат разлилсяОт кадила Серафима, чьи шаги глушил ковер.«О, несчастный»,– я взмолился – "видит Бог – я исцелился,Наконец-то в облегченье он послал ко мне забвенье -Чашу чудного напитка от Линор на все года!"Каркнул Ворон: «Никогда!»От такого предсказанья я вскричал: "О, зла созданье!Кем ты послан, Вещий Ворон, буря ль занесла сюда,На пустынный берег суши, где сгорели наши души,В этот дом, кошмаров полный,– правду мне скажи, когдаПолучу я исцеленье" Заклинаю Богом я!"Каркнул Ворон: «Никогда!»Я взмолился: «Ворон Вещий, птица ты иль дух зловещий»Мы ведь оба верим в Бога, что над нами Мир весь создал;Ты скажи душе печальной, можно ли в Эдеме дальномВстретить душу той Линор, что святая с давних пор,Лучезарную подругу обнять можно ли когда"Каркнул Ворон: «Никогда!»«Все теперь, с меня довольно» – закричал я – "будь хоть вольнойПтицей или бесом ночи, возвращайся в царство Тьмы!Не оставь своих мне перьев, как приметы черной лжи!Я один хочу остаться, так что с бюста прочь лети!Вынь жестокий клюв из сердца, прочь лети и навсегда!"Каркнул Ворон: «Никогда!»С той поры сидит зловещий, гордый Ворон, Ворон ВещийНа вершине бюста словно черный траурный убор.Он сидит в застывшей позе с взглядом Демона в дремоте,И от лампы свет струится, тень бросая на ковер,Но моя душа из тени, что колышится всегдаНе взлетит уж никогда!

Ворон Перевод Г. Аминова

Полночь мраком прирастала; одинокий и усталый Я бродил по следу тайны древних, но бессмертных слов. Усыпляя, плыли строки; вдруг раздался стук негромкий, Словно кто-то скребся робко в дверь моих волшебных снов. «Странник, – вздрогнув, я подумал, – нарушает сладость снов, Странник, только и всего».О, я помню, дело было в декабре унылом, стылом,И камин ворчал без силы, уступая теням спор.Страстно жаждал я рассвета, – тщетно проискав ответов,Утешений в книгах ветхих – по потерянной Ленор,По прекраснейшей из смертных с чудным именем Ленор,Чей был смертный час так скор.Шорох шелковой портьеры, вкрадчивый, глухой, неверный, Теребил, тянул мне нервы, ужас полнил существо, Так что, страхи отгоняя, я твердил как заклинанье: «О ночлеге просит странник у порога моего, О ночлеге молит странник у порога моего, Странник, только и всего».Вскоре, мужества исполнясь, я шагнул как в омут в полночь: «Сэр… мадам… – не знаю, кто вы – не ищите строгих слов: Я в дремоте был печальной, и так тихо вы стучали, Вы столь слабо постучали в двери дома моего, Что, я думал, показалось…» – распахнул я дверь рывком – Темнота и… – ничего.В тьму недвижным впившись взглядом, замер я; и будто рядомАнгел снов и страхов ада черное крыло простер.Тишина была полнейшей, темнота была кромешной,И лишь призрак звука нежный шепот доносил: «Ленор!»Это я шептал, и эхо возвращало мне: «Ленор!» -Эха бесполезный сор.В комнату вернувшись грустно, без надежд, в смятенных чувствах,Я услышал те же стуки, – чуть ясней, чем до того.Я подумал: "Да ведь это у окна скребется ветер;Гляну – и в одно мгновенье будет все объяснено,Сердце стоит успокоить – будет все объяснено…Ветер – только и всего!"Но едва открыл я ставню, как на свет, с вальяжной статьюБлагородной древней знати, ворон выступил из тьмы.Не смущаясь ни секунды, извинений, даже скудных,Предъявить и не подумав, он уселся над дверьми -Как на трон, на бюст Паллады взгромоздился над дверьми -Наяву взирать на сны.Видя гордое величье, видя, как смешно напыщен Этот лорд из рода птичьих, скрыть улыбку я не смог. «Ты, хоть временем потрепан, но уж, верно, не из робких; Так скажи: на тех дорогах, что ты в жизни превозмог, – Звали как тебя в том аде, что ты в жизни превозмог?» Каркнул ворон: «Nevermore».Сей бесхитростною речью, сколь скупой, столь человечьей,Удивленный бесконечно, я воззрился на него;Потому как, согласитесь, смертным раньше и не снилось,Чтобы птицы громоздились над порогами домов,Чтоб на бюсты громоздились над порогами домов -Птицы с кличкой «Nevermore».Ну а ворон, в грусти словно, молвил только это слово,Будто в этом самом слове вся душа была его.И замолк, перо не дрогнет; из меня же слабый, робкийВыдох вырвался негромкий: "Я друзей сберечь не мог, -Так и он к утру исчезнет, как надежды до него".Рек здесь ворон: «Nevermore».Звук в ночи таким был резким, так пугающе уместным, Что я дернулся с ним вместе, под собой не чуя ног. "Но, конечно, – бормотал я, – это весь запас словарный, Что какой-то бедный малый заучить ему помог, Хороня свои надежды и кляня тяжелый рок Бесконечным «Nevermore».Ворон все же был забавен, и, чтоб грусть свою разбавить,Я, дела свои оставив, кресло выкатил вперед;В нем усевшись поудобней перед бюстом с птицей гордой,Разрешить решил я твердо, что имел в виду сей лорд,Что имел в виду сей мрачный, старый, мудрый птичий лорд,Говоря мне «Nevermore».Так сидел я отрешенно, в мир догадок погруженный,Ну а ворон взглядом жег мне, словно пламенем, нутро;Головой клонясь устало на подушки бархат алый,Вдруг с тоскою осознал я, что склониться головой -Что на этот алый бархат лишь склониться головойЕй нельзя, о – nevermore!Вдруг как будто сладость дыма от незримого кадила Воздух в комнате сгустила, ангельский донесся хор. «Глупый! – я вскричал. – Бог, видя, как горьки твои обиды, С ангелами шлет напиток для забвения Ленор! Пей же снадобье, пей жадно и забудь свою Ленор!» Каркнул ворон: «Nevermore».«О, вещун – пусть злой, все ж вещий! – птица ль ты, иль зла приспешник! – Послан ли ты силой грешной, иль тебя низвергнул шторм – Сквозь безмолвье светлых далей, через брег, где волны спали, В этот дом, юдоль печали, – говори: до сих ли пор Есть дарующий забвенье сладкий сон средь вечных гор?» Каркнул ворон: «Nevermore».«О, вещун – пусть злой, все ж вещий! – птица ль ты, иль зла приспешник! Заклинаю Небесами, Богом, чей так мил нам взор: Сей душе, больной от скорби, дай надежду встречи скорой – Душ слияния с Ленорой, с незабвенною Ленор, С той прекраснейшей из смертных, смертный час чей был так скор». Каркнул ворон: «Nevermore».«Будь ты птица или дьявол! – этим словом ты доставил Сердцу многая печали! – так закончим разговор! Убирайся в ночь, обратно! Прочь лети, в объятья ада! Там, наверно, будут рады лжи, что молвил ты как вор! Прочь из жизни, сердца, дома! Растворись в ночи как вор!» Ворон каркнул: «Nevermore».До сих пор во тьме сердито все сидит он, все сидит онНад моей мечтой разбитой, в сердце дома моего;Черный огнь меж век струится, будто демон в нем таится,Да и тень зловещей птицы в пол вросла уже давно;И душе моей от этой черной тени не даноОторваться – nevermore!