– Сомневаюсь! Ты пойдешь на такой опыт? Я – нет. Мне дороги эти дети. Клади девочку, Лара.

Девочек положили рядом на софе. И теперь Лариса увидела обратный процесс – как человеческая плоть наслаивалась на девочек, закрывая серебро и ртуть и одновременно скрепляя младенцев, превращая их в уродцев – сиамских близнецов. Когда процесс завершился, девочки открыли глаза: одна – серые, другая – темно-карие, и синхронно вздохнули.

– Господи! – вырвалось у Ларисы. – Как они вздыхают! Несчастные дети!

– Ну-ну, Лара, мы сделаем их самыми счастливыми. – Фрида погладила подругу по плечу. – Это наша задача на всю оставшуюся жизнь. Сделать их

счастливыми и великими. А пока давай их запеленаем и покормим. И если ты спросишь, чем мы будем кормить наших детей, я отвечу: проверь свои груди.

Лариса, округлив глаза, посмотрела на фламенгу. Молча расстегнула свою блузку, вытащила одну грудь, надавила… Из соска появилось молоко.

– Как ты это сумела? – только и спросила она у фламенги.

Та в ответ усмехнулась. Потом сказала:

– Сейчас твоя очередь их кормить.

– Потому что сейчас они люди?

– Ты схватываешь на лету, Ларочка. Идем, для них приготовлена детская. Чудесная комната, ты оценишь. Ты будешь кормить наших девочек, а я… Есть некоторые вопросы, которое мне незамедлительно нужно решить. Что ты так на меня смотришь?

Лариса уже взяла на руки детей.

– Ну? В чем дело, Лара?

– Какие мы дадим им имена? Фрида улыбнулась:

– Подумаем об этом вечером.

В детской (которая, к слову, выглядела действительно чудесно – как расписное крыло тропической бабочки) Лариса, удивляясь самой себе, покормила близнецов. Они, кстати, обнаружили недюжинный аппетит, сосали жадно, смешно причмокивали, фыркали и морщили свои микроскопические носы. Ларисе было хорошо с ними, но в то же время она и жалела девочек и с брезгливым чувством думала о том, что это – не настоящие дети, а выродки. Мутанты.

«Для чего фламенгам разбавлять свою кровь людской? – думала Лариса. – Чего они добиваются? Ведь теперь, получив оба Камня, фламенги заняли первое место в Последовательности Видов, а значит, и высшую власть над миром… Кстати, я всегда слабо понимала, что подразумевают фламенги под Последовательностью Видов. Лесенку „фламенги, люди, животные, растения, микроорганизмы“? Возможно. Только раньше, до событий в курортной зоне, верхнюю ступеньку лесенки занимали морферы. От которых, впрочем, человечеству ни холодно ни жарко. Как и от фламенг. Помню, мой бывший возлюбленный, морфер Артур, кричал, что фламенги, получив оба Камня, превратят весь мир в сплошной термоядерный ад. Сколько с той поры прошло времени, а ада все нет. Хотя… Я ведь живу не в мире. Я живу вне досягаемости мира. Поместье Фриды – оно везде и нигде… Я сбилась. Так чего же добиваются фламенги? Зачем им люди? Когда-то я задавала себе такой вопрос, думая о морферах. И вот задаю снова… Для чего рождаться таким детям? »

Лариса поняла, что забрела в лес вопросов, из которого не выбраться. Она стала думать о другом: о том, как они теперь будут лелеять этих девочек-близнецов, сколько появится забот – воистину почувствуешь себя матерью. Исполнится самая заветная и давно похороненная мечта – мечта о материнстве… А какие все-таки– у девочек будут имена?

Она поняла, что дети насытились, потому задремали у ее грудей, выпустив из ротиков сморщенные соски.

– Так, – прошептала Лариса. – Баиньки, волшебные детки.

Она уложила близнецов в кроватку, изящную и уютную, как перламутровая створка раковины. Дети ровно сопели.

– Похоже, мы будем не капризными, – сделала прогноз Лариса, глядя на девочек. – Это радует.

Вечером, как выяснилось, девочки пережили еще одно преображение. Теперь их кормила Фрида. Из ее ртутно-блестящих грудей текла полупрозрачная жидкость, даже отдаленно не напоминавшая молоко.

– Что это? – спросила Лариса.

– Тебе нужен молекулярный состав? – усмехнулась Фрида тихонько. Похоже, процесс кормления и в ней пробудил материнский инстинкт. Она разве что не квохтала как наседка над серебристыми чадами. – Думаю, что нет. Считай, что мое «молоко» – это материализовавшаяся энергия. Сила невещественного пламени.

… Поздней ночью, когда близнецы спали в детской, Лариса и Фрида неспешно разговаривали, лежа в одной постели. Постель, как и они сами, казалось, отдыхала от только что закончившегося безумства ласк и апогея страсти. Лариса, положив голову на серебряное плечо фламенги, ощущала, как собственное тело успокаивается, словно из него уходят электрические разряды, стекают в землю, в никуда…

– Фрида, я о детях… Ты сказала, что мать их умерла и потому теперь их родители – мы. А их отец? Ну, тот человек, что был мужем «нечистой» фламенги…

– Я убила его, – спокойно сказала Фрида. – Я направила в него молнию. Это наказание за то, – что он нарушил мою волю, волю их богини. Позволил выйти тайне наружу.

– Ты иногда бываешь очень суровой, Фрида.

– Только не с тобой, сокровище мое. – Фламенга ласково взяла Ларисину руку, прижалась к ней щекой, вздохнула совсем по-человечески: – Дело даже не в наказании, Лара. Он, этот человек, все равно не смог бы воспитать детей. Уж коль даже ты поначалу сочла их уродцами, что говорить о его тупых мозгах, неспособных отличить истинного совершенства от мнимого? Детей наверняка бы поместили в какой-нибудь приют для уродов. Или превратили бы в биоматериал, доноров для косметической хирургии, это у людей теперь самый прибыльный бизнес…