— Ты права, у нее возникли небольшие проблемы, но такие, что волноваться о них не стоит. Она передала тебе записку.

— Что пишет? Быстро зачитай.

— Она запечатана, — перенося на потом возможную истерику, соврал я. — Она хочет тебе сообщить что-то такое, о чем никто знать не должен. Подожди немного, через час я подъеду.

— А раньше нельзя?

— Нельзя, меня просто не пустят, как не пустили вчера. Наберись терпения, жди и читай вслух Евтушенко. Пока, я начинаю собираться…

Увидев меня, лежащая на спине Кнопка заерзала и попыталась приподняться. О бушующем в ее недрах гневе нетерпения красноречиво свидетельствовали глаза, кричащие мне с самого порога.

— Костя, ты опоздал на десять минут. Где письмо? Быстро давай его сюда!

— Если ты не успокоишься, я попрошу вколоть тебе снотворное, и тогда наш разговор отодвинется на неопределенное время.

— Перестань молоть чепуху и быстро дай мне письмо.

— Я говорю совершенно серьезно. Разговор, который нам предстоит, требует холодного расчета и ясной мысли. Иначе мы можем все испортить.

— Что, так плохо? — сразу потухла и сникла она.

— Успокаивать я тебя не буду, но и волновать понапрасну не собираюсь.

— Она жива? Ты только скажи, она жива?

— Абсолютно и выглядит гораздо лучше тебя. У нее отличный аппетит и цвет лица.

— Где она, ты с ней разговаривал?

— Как сейчас с тобой. Вчера она находилась в вашей оранжерее, и мы чудесно провели с ней несколько незабываемых часов. Она великолепная собеседница.

— Чего ты врешь-то? В оранжерею я звонила десять раз, там никого нет.

— Ты не могла до нее дозвониться по двум причинам: во-первых, не работает связь, а во-вторых, она не может подойти к телефону, поскольку сидит привязанная к стулу.

— Почему же ты ее не отвязал? — следуя какой-то своей женской логике, спросила Кнопка. — И давно она там сидит?

— Точно не знаю, не спрашивал, но думаю, что с субботней ночи, вскоре после того, как она посетила трактир «У лесного царя».

— Вот сучка-то, вместо того чтобы сразу же ехать домой, где я как дура за нее волновалась, она подалась в трактир! И небось с этим козерогом?

— Это ты о ком?

— Есть у нас такой Дима, шоферюга неумытая. Море мышц, капля мозгов, а все остальное в штанах. При виде его Танька кончает за километр. И кому же понадобилось ее привязывать?

— Вашему шоферу, — как можно мягче сообщил я.

— Господи, он что, рехнулся, мазохист стукнутый! Или это у них по взаимному согласию от избытка любви?

— Я бы сказал наоборот — от избытка ненависти. Он уверен, что Татьяна его хотела упрятать за решетку. В субботу после обильных ласк им пришло в голову немного поразвлечься и поиграть в кладоискателей. Объектом своих игр они избрали теткину квартиру, куда ваш милый Димочка и залез, воспользовавшись ключами твоей сестры. В целях конспирации она замкнула его снаружи и спустилась вниз под балкон, предвкушая сказочное обогащение. Однако неустановленное мною лицо тоже захотело проникнуть в квартиру и тоже посредством ключа. Напуганный таким поворотом дела, Рябинин в аварийном порядке прыгает с балкона и, затолкав твою сестру в машину, отвозит в оранжерею, где предъявляет ей обвинение в предумышленной провокационной западне. Свои обвинения в адрес Татьяны он сопровождает недозволенными физическими действиями, попросту говоря, он сильно ее колотит.

— Боже мой, — побелела Кнопка. — С кем она связалась! Этот зверь может и убить!

— Вероятно, так бы и произошло, но тут ему в голову приходит умная мысль, и он в качестве возмещения нанесенного ему морального ущерба требует от вас небольшую сумму денег.

— Сколько? — возбужденно, как пони перед стартом, напряглась Галина.

— Только лежи спокойно, не дергайся. Он просит всего триста пятьдесят тысяч.

— Что-о-о? Да ты в своем уме? — выпучилась на меня Кнопка, как будто я просил у нее право первой ночи. — Он что, волчьей мочи опился?! Кусок дерьма! Я ему такие тысячи устрою, что он навсегда забудет, как пахнут волжские рассветы. Козерог вонючий. Ох и поплачет он у меня! Дай-ка я черкну ему пару ласковых слов. Да таких, что мало ему не покажется.

— Ты сначала внимательно почитай письмо, — протягивая Татьянину записку, остановил я поток брани. — Учти, настроен он очень серьезно и агрессивно. Твоя сестра уже несколько дней сидит на мине.

— На какой еще мине? — разворачивая вчетверо сложенный листок, спросила она.

— Точно не знаю, полагаю, это взрывное устройство кустарного производства, изготовленное его собственными умелыми руками. Его мощности вполне хватит, чтобы от Татьяны остались одни уши.

— Боже мой! Так какого же черта она на ней сидит? Шлюха ненормальная.

— Если встанет, то оно взорвется. Так, по крайней мере, нам пообещал минер.

— Что же делать? — прочитав письмо, бессильно спросила Галина. — У меня и близко нет таких денег. Попробовать занять в долг? Так ведь вряд ли кто-то рискнет такой суммой. Да и отдавать нечем. Костя, а может, подключим милицию?

— Тебе решать, Галка. Но если бы Татьяна была моей сестрой, то от такого заявления я бы отказался. Рискованно.

— Но почему, ведь всегда в таких случаях обращаются в милицию.