Я передвигался теперь довольно свободно, хотя боль и отчаяние шли рядом со мной. На этот раз я влип по-настоящему, и Хип предусмотрел все, чтобы я не выпутался. Впрочем, я вряд ли в состоянии был улизнуть, особенно со связанными руками и двумя парнями, висевшими на мне с каждой стороны. Кляп из носового платка вызывал во мне тошноту и был очень неприятен на вкус.

И именно сейчас, как ни странно, мои мысли приобрели новое направление. Я подумал об Эллен. Я задавал себе вопрос: осталась ли она в «зрительном зале» или ушла? Возможно, ока видела, как Хип вошел в контору после меня… А может быть, ее выследили, узнали и, может быть, она еще в худшем положении, чем я?

Эти мысли еще более усугубили мое положение, добавив тревогу о ней, мешая сосредоточиться на моих собственных проблемах.

Оба парня вытолкнули меня за дверь в темноту. Когда мои глаза привыкли к резкому переходу от света к мраку, я начал различать силуэты автомобилей. Это была, как я раньше предполагал, стоянка машин, но свет был выключен, очевидно, специально для этого момента, чтобы меня можно было дотащить до одного из автомобилей.

Они толкнули меня вперед. Я споткнулся, едва не потеряв равновесия, и сделал несколько шагов в темноту. Мы остановились у черного «седана», и Хип взялся за заднюю дверцу. Я знал, что стоит только мне зайти сюда, и со мной будет все кончено. Так что эта дверца немного напомнила мне крышку гроба. Когда пальцы Хила обхватили дверную ручку, я решился.

Хип был занят открыванием дверцы, а второй парень держал меня довольно свободно. Я резко повернулся, выдернул плечо из его рук и прыгнул на него. Наши тела столкнулись, и он отшатнулся назад. Я рванулся к нему, и что-то сдавило мою шею, как петлей.

Хип схватил меня сзади за воротник и дернул назад так, что ворот рубашки и галстук врезались мне в кадык. Другой рукой он ударил мне в плечо, развернул на 180 градусов и с размаху влепил мне хороший удар в челюсть.

Я отдернул голову настолько, насколько мне позволяла моя неустойчивая позиция, но удар все-таки отбросил меня к стенке машины. Хип подошел поближе, и я заметил тусклый блеск вороненой стали в его руке. Он уперся стволом пистолета мне в живот и сказал:

— Еще один трюк, Скотт, и ты получишь это прямо здесь!

Он убрал пистолет и собирался стукнуть меня еще разок. Я широко расставил ноги, приготовившись нырнуть. Я твердо решил не трогаться с места. Пусть Хип прикончит меня здесь, сейчас. Но лезть в эту машину по своей собственной воле я не собирался.

Я втянул голову в плечи, напряг мышцы ног, чтобы как следует боднуть этого ублюдка в живот, и услышал крик.

Это был не Хип и не его подручный. Крик раздавался где-то сзади, возле двери в контору, откуда мы только что вышли.

— Стой! Стой, тебе говорят, Брандт!

Почти одновременно с этим где-то невдалеке от нас вспыхнул яркий свет, и вокруг все стало видно, как днем. Я ясно разглядел ошарашенное лицо Хипа, когда он повернулся в сторону света и затем туда, откуда донесся голос. Я тоже инстинктивно повернул голову к свету и краем глаза заметил автомобиль, внезапно вынырнувший из темноты и резко развернувшийся на стоянке, взвизгнув тормозами, с ярким прожектором, направленным прямо на нас.

Первый голос прокричал:

— Полиция! Бросай оружие, Брандт!

Пистолет Хипа все еще был в его руке. Он заколебался, но пока я ломал себе голову над тем, откуда здесь взялась полиция и почему, он решился. Я заметил, как сжались его губы, участилось дыхание и рука с пистолетом быстро дернулась в сторону полицейского.

Хип успел прицелиться и, возможно, даже успел нажать на спуск, когда я попал в него. И попал тоже неплохо. Вероятно, головой я не смог бы нанести ему особого ущерба, а действовать руками я не имел возможности. Но ноги у меня не были связаны, поэтому я влепил ему отличный удар правой ногой — удар, достаточный, чтобы свалить корову.

Это вышло почти автоматически. Я долго не раздумывал, когда увидел, что он направляет пистолет на полицейского. Я даже не выбирал места, куда его ударить, а если и выбирал, то бессознательно. Тем не менее я попал ему в такую жизненно важную область, что он моментально вышел из строя на целый вечер, а может быть, и на неделю.

Когда носок моего ботинка попал в цель, у него полезли глаза на лоб, и он издал такой вопль, что казалось, будто глотка его закрылась, а крик прорвался прямо сквозь грудную клетку. Это был пронзительный, отчаянный, агонизирующий вой, очень хорошо сочетавшийся с его внезапно исказившимся лицом. Пистолет выпал из его пальцев, и он, скорчившись, повалился вслед за ним, все еще вопя и катаясь по асфальту.

Затем полицейский агент в штатском появился возле меня. Он нагнулся, поднял выпавший пистолет и что-то коротко сказал второму агенту. Когда я обернулся, партнер Брандта стоял возле машины, отступая от нее на два шага, повернувшись к ней лицом и упершись в нее обеими вытянутыми руками. Вокруг него толпилось с полдюжины полицейских.

Через несколько секунд один из них вытащил кляп у меня изо рта и помог освободиться от веревки, которой были связаны мои руки.

Когда я обрел способность говорить, я сказал: