Люсин с радостным изумлением следил из своего уголка за этой бесподобной клоунадой. Петя-Кадык превзошел все его ожидания. Если он и играл заранее приготовленную роль, то делал это талантливо, более того — виртуозно.

— Не стоит поминать черта, Петр Васильевич, — ласково посоветовал Гуров. — Мы пригласили вас в качестве свидетеля. Согласно закону, вы обязаны ответить на все интересующие следствие вопросы. Причем правдиво, ибо за дачу ложных показаний свидетель может быть привлечен к уголовной ответственности.

— Ничего не понимаю! — зажмурясь, Петя покрутил головой. — Бред какой-то.

— Ваша фамилия, имя, отчество, год и место рождения. — Не обращая внимания на реплику, Гуров заправил в пишущую машинку бланк протокола, плавным движением подвинув микрофон, включил запись.

— А то вы не знаете, кто я есть!

— Знаю, но существуют формальности, которые нам с вами, хотим мы этого или нет, придется выполнить.

Корнилов для вида слегка погримасничал, но в конце концов подчинился.

— Можно подумать, что вы такой уж новичок, — укорил Борис Платонович, ловко передвигая каретку. — Невинный агнец… Не создавайте лишних трудностей ни нам, ни себе, Петр Васильевич… Подпишите, пожалуйста, здесь, что предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний, — разгладив слегка свернувшийся лист, он показал нужное место.

— Только этого мне не хватало! Ничего подписывать не буду. Судите, если можете! — Демонстративно отвернувшись, Петя принялся ковырять спичкой в зубах.

— За отказ от свидетельских показаний я действительно могу передать ваше дело в суд, — холодно разъяснил Гуров. — Надеюсь, вам, как и мне, ни к чему подобная канитель?

— Мое дело?! — взвился Корнилов. — Это оскорбление! Нет у вас на меня никакого дела!

— Вы совершенно правы, Петр Васильевич, нет… Но оно появится, если вы и далее станете отказываться от выполнения своих обязанностей.

— Я никому ничем не обязан.

— Ошибаетесь. У каждого из нас есть равные обязанности перед обществом.

— И права тоже!

— Совершенно справедливо: и права. Обвиняемому, например, закон дозволяет уклониться от дачи показаний, свидетелю — нет… Надеюсь, вы не сделаете из этого неверный вывод, что положение обвиняемого предпочтительнее?

— Что вы все плетете свои юридические кренделя? — Петя без спросу выхватил сигарету, раскурил, закашлялся и затушил в пепельнице. — Ведь вы даже не удосужились объяснить мне причину вызова! Сразу какие-то требования, угрозы… Чего вы добиваетесь?

— Как? — удивленно заморгал Гуров, медленно снимая очки. — Неужели я допустил подобную промашку? Вы вправе жаловаться, Петр Васильевич, честное слово, вправе… Это не оправдание, но я просто-напросто забыл. Впрочем, я был уверен, что вы знаете…

— Ничего я не знаю и знать не желаю. Оставьте меня в покое раз и навсегда. Это единственное, чего я хочу!

— Вы хорошо знали Георгия Мартыновича Солитова? — успокоительно кивая, осведомился Гуров.

— Ну, знаю, и что с того? — не проявляя признаков волнения, поморщился Петя. — От меня вам чего надо?

— Правдивых показаний, не более, — отрезал, замкнувшись, Борис Платонович. — Ставлю вас в известность, что профессор Солитов при невыясненных обстоятельствах пропал без вести, и вы были последним или одним из последних, с кем он общался в тот день.

— Быть того не может, — отмахнулся с явным облегчением Петя Корнилов. — Мы не виделись с ним месяцев пять-шесть.

— Можно занести ваш ответ в протокол?

— Хоть в газете пропечатайте.

— Подписывать будете? — Гуров услужливо пододвинул ручку.

— Вот напасть на мою бедную голову! Ну, давайте, давайте, раз вам так хочется. — Петя поставил размашистую закорючку. — Мне ведь правды бояться нечего. Я перед законом чист.

— Вот и ладненько… Надеюсь, далее у нас с вами все пойдет как по маслу. Значит, когда вы видели его последний раз?

— Весной вроде…

— Поточнее нельзя? В марте? В апреле?

— В апреле, кажется. Лужи уже подсыхали.

— У вас во дворе?

— У меня, у него — какая разница?