В облаках покачивало. Обледенение было сильное, Леша держал скорость на 20 км/час больше обычной, а я контролировал, не слишком ли близко мы подошли к границе сваливания. Но запас по углу был достаточный, Леша держал режимы строго, в кабине царила обстановка делового напряжения и взаимоконтроля, и я радовался, что успели снизиться заранее и нет той спешки, что ведет к ошибкам.

Протянули третий разворот, получили разрешение снижаться 400 к четвертому. Диспетчер круга дал видимость 1450 и отпустил на связь с диспетчером посадки. Пока читали карту, подошел четвертый разворот, и я стал подстраховывать Лешу: у него движения становились все мельче и суетливее, штурвал чуть зажат - ясно, напряжение велико. Предложил помогать - Леша отрицательно покачал головой и все ловил триммером усилия на штурвале. Ну, работай сам. Я рядом, как пружина, готов подхватить, если что.

Здесь главное - не разболтать машину по тангажу, пока строго держишь директорную стрелку в центре. А штурман следит по своим средствам, и получается комплексный заход.

Ветра практически нет, полоса сухая, сцепление 0,5… а было совсем недавно 0,7 - значит, снежку уже насыпало. Осевой линии не будет видно, значит, я строго контролирую, куда Леша направит центр масс самолета. Движение должно быть точно параллельно оси полосы. Болтанки тоже нет, и это хорошо. Да, фронт очень малоподвижный, стационарный, мы же на метео глядели карту. Но из-за тепла в облаках обледенение будет до самой земли. Видимость по огням высокой интенсивности получается более 2000 - все параметры как раз подходят для посадки второго пилота… по бумагам. А я сомневаюсь.

Леша держит параметры на глиссаде. Скорость 280, стрелки в центре, вариометр замер на цифре 4, запас по углу атаки большой, курс практически постоянный. Скорее всего, садиться будет он. Но окончательно я решу на высоте принятия решения, метрах на восьмидесяти: если будет видно хотя бы огни торца…

Пилоту, конечно, обидно, когда с самого эшелона корячился, старался, все выдержал, подобрал, свел стрелки в кучу, с мокрой спиной, все подготовил… а сливки снимет капитан… Такова официальная технология работы экипажа… как бы чего не вышло… Но технология - общая и усредненная, а Леша Бабаев - Мастер, не чета иным проверяющим.

Лишь бы не было светового экрана в снегопаде - тогда придется садиться без фар, практически вслепую, на ощупь. Тут уж, извини, тут решает безопасность, это - грань. Без обид - тут возьму управление я.

Метров со ста пятидесяти по курсу проявилось светлое пятно. Включил фары: серебристые нити снегопада тянулись навстречу. В общем, экран есть, но слабенький, сквозь него вполне просматриваются огни. Но их все время что-то смазывает, какие-то странные уплотнения.

Внизу рваными клубами стояли столбы тумана: то ли облачность до земли, то ли испарение свежевыпавшего мокрого снега… и огни вроде видно, и в то же время их периодически закрывают эти… эта рвань.

Я вспомнил, как недавно в Горьком экипаж внезапно попал в такую ситуацию на самом выравнивании. Земля, уже было открывшаяся "зеброй" торца полосы, закрылась белыми клубами, капитан не решился садиться, дал взлетный и от самого бетона ушел на второй круг - да неудачно, размазал уход: пока двигатели выходили на обороты, машина плюхнулась, уклонилась вбок, сбила два фонаря и только потом отделилась и ушла в ночную туманную рвань - и на запасной…

Помня об этом случае, я заранее предупредил экипаж: "Посадка по радиовысотомеру" и приготовился подстраховать именно момент начала выравнивания. Леша шел как по ниточке - да и садись тогда сам, а я страхую.

Филаретыч четко считал своЈ: "Двадцать метров, пятнадцать, торец, десять", - я хотел чуть, самую малость подобрать штурвал, следя заодно, чтоб больше ни один орган управления не дернулся. В этом, именно в нервах, кроется причина большинства ошибок на посадке. Но второй пилот выполнил предвыравнивание сам, и - точно в ту долю секунды, когда надо. Вертикальная скорость приближения к земле немного уменьшилась - как раз на столько, чтобы гарантировать мягкое приземление.

Самолет вскочил в клубы тумана, на секунду в разрыве мелькнули первые знаки и снова скрылись в белой мелькающей мгле; фары разрывали ее на бесформенные клочки.

На пяти метрах земля проявилась сквозь туман, и Леша плавно стащил газы до упора.

–  Пять! Четыре! Три! Два! Метр! Метр! МетрНоль!
– торжественной медью звенел голос Филаретыча, - и вот мы все уловили где-то сзади едва заметную вибрацию.
– Касание! Перегрузка единица!

Великий Мастер Алексей Дмитриевич Бабаев был верен себе.

На пробеге машина то вскакивала в налетающее белое пятно тумана, то вновь выскакивала в черноту, и тогда по сторонам четко определялись две строчки огней. Движение замедлялось; перед самой рулежной дорожкой туман снова закрыл пространство, и я чуть не на ощупь свернул с засыпанной снегом бетонки на перрон. Столбы пара стояли кругом перрона, и с земли действительно страшновато было представить, как это самолеты находят дорогу на родной аэродром.

Ну, и какими параметрами, каким минимумом мерить такую посадку? И как бы в данной ситуации действовал на нашем месте ревнитель законов? Вроде бы 1400х150, но ниже этих 150 висела рваная мгла, просвечивающая, клубящаяся -однако периодически позволяющая видеть огни подхода, и торца, и знаки. Контролировать ситуацию я вполне смог. Но кто бы на земле дал гарантию, что я - проконтролирую?

А руководящие документы твердят свое: 80х1000 - и все.

Не было 80, не было и 20, а было 5 метров, но сесть было возможно; мы и сели.