— Я буду ухаживать, я! Вы мне только скажите, что делать!

— И ты тоже, конечно, но мне надо будет провести у нее несколько дней, ты разрешаешь?

— Спрашиваешь! — обиделась Рабдина. — Но только и я буду приходить и помогать, скажи Бунги, чтобы разрешала мне!

— Обязательно скажу, не переживай. Только если не будешь забывать выполнять задания по книжкам, которые тебе надо изучать, договор?

— Договор! Я могу их и у Эрики дома читать, она мне всегда помогала.

— Нет, сейчас она тебе помогать не сможет, пока не выздоровеет. Так что будешь заниматься с Бунги и со мной, и не спорь. — Данила был неумолим. — А в свободное время — пожалуйста, ухаживай за Эрикой.

И она действительно почти целыми днями усердно сидела около Эрики, рассказывая ей свои бесконечные истории и принося пить. Из нее вышла отличная сиделка, неунывающая и неугомонная, но по вечерам ее отправляли спать, и тогда рядом оставался только Данила. Он проводил с ней столько времени, что это не могло не вызвать пересуды среди коллектива лагеря.

— Ты бы за дочкой родной так не ухаживал, — шутил Стивен, заходя их проведать.

— Так я же втянул ее в это, мне и вытаскивать, — улыбался Данила, не зная, как еще объяснить его гиперопеку, которая не могла не бросаться в глаза остальным. Но, по большому счету, его это мало волновало. Он и не собирался скрывать свои чувства к Эрике, не видя в этом ничего постыдного. Единственное, из-за чего он не афишировал свое к ней отношение, так из-за самой Эрики, боясь смутить ее, не зная, как она сама отнесется к его любви. Все остальное не было для него помехой, так как он твердо намеревался завоевать ее сердце, ее доверие, ее любовь. Пусть на это уйдет немало времени, он не будет торопить события, но и не отступится.

Была ночь, когда, как сказал Фил, должен быть произойти кризис, перелом в сторону улучшения. Фил положил Эрику под капельницу и оставил с ней Данилу, дав ему нужные инструкции.

— Если что, вызывай меня по рации, я буду держаться рядом, — сказал он, похлопав Данилу по плечу. — Я более чем уверен, что завтра дело пойдет на поправку, но сегодня еще будет тяжело.

— А если не пойдет? — Данила не мог не спросить о том, что так волновало его.

— Есть небольшой риск, что пойдут системные осложнения, но очень маловероятно. — Фил не хотел обманывать Данилу или напрасно его пугать.

— Но все же, если разовьются эти самые… осложнения? — не отставал Данила.

— Тогда срочно придется перевозить ее на Большую землю. Причем в Австралию, это самое близкое место из тех точек, где ей смогут оказать нужную помощь. Мы с нашим оборудованием здесь не справимся. И в Порту-Морсби тоже, — с сожалением сказал Фил.

— То есть надо быть готовыми к эвакуации?

— В принципе да, если все учесть…

— Тогда скажи ребятам, чтобы держали все наготове и связались с центром по эвакуации в Морсби, пусть приготовят самолет.

— Но если эвакуации не будет, то нам придется заплатить неустойку за простой их самолета, — осторожно сказал Фил. — Я понимаю, что ты переживаешь, но ты же знаешь, эти частные компании просто так не стоят в режиме ожидания. В любом случае они достаточно быстро все организуют в случае запроса.

— Это их «достаточно быстро» может оказаться недостаточным для нее, — резко сказал Данила. — Оформи все на мое имя, а не на организацию, если придется платить неустойку, а я молю, чтобы именно так и случилось, то заплачу я сам. Вопросы есть? — спросил он Фила, давая понять, что тому пора торопиться выполнять его инструкции.

— Нет, — спокойно ответил Фил. — Ты молодец, — добавил он после секундной паузы и вышел.

В эту ночь Данила не сомкнул глаз, сидя на полу рядом с кроватью Эрики, не прекращая пить крепкий кофе, чтобы не уснуть, так как это было уже не первое его ночное бдение. Он поил ее, держал за руку во время бреда, приносил лед и даже стирал ее насквозь промокшую от пота одежду.

— Эрика, родная, ты только выкарабкайся, — шептал он, гладя ее волосы. — Видишь, какие получились дела, я, оказывается, люблю тебя, но сколько тебе пришлось пережить, чтоб такой идиот, как я, понял это наконец. Но главное, что я все-таки понял это и не собираюсь этого скрывать. Да и зачем скрывать любовь, да, Эрика?

Он разговаривал сам с собой, хотя и обращался к ней, но она в эти минуты не слышала его, находясь в бессознательном состоянии. А может, и слышала, он не мог этого знать, но ему непременно хотелось поделиться с ней своими чувствами, даже если она не могла ничего ему ответить.

— Знаешь, я был таким дураком, думая, что если ты не хочешь впускать меня в свой мир, то не надо и стучаться. Я был не прав. Я буду стучаться, буду стучаться до тех пор, пока ты не откроешь и не впустишь меня к себе. И только если после этого ты скажешь, что мое присутствие в твоем мире тебе не по душе, только тогда я соглашусь отступиться. Только тогда. — Данила прижал ее влажную руку к своей небритой щеке, как бы пытаясь если не словами, то через прикосновения передать ей то, что переполняет его. — Если бы силы любви было достаточно, чтобы победить твою болезнь, то ты бы непременно выздоровела, в этом я уверен, — тихо говорил он ей, отметая все свои материалистические взгляды и моля Бога, чтобы он передал ей его энергию для выздоровления. Он заснул только тогда, когда ее дыхание стало ровным, жар спал и она заснула спокойным сном.

Может быть, его мольбы, а может быть, собственные силы организма Эрики в конце концов одержали верх, и к утру кризис миновал. Эрика проснулась и с удивлением увидела Данилу, спавшего на полу рядом с ее кроватью. Она почувствовала необыкновенную легкость, какой не ощущала с момента начала болезни, и поняла, что дела пошли на поправку. Она осторожно встала, пробуя свои силы, и даже дошла до крана с водой, чтобы умыться. Ее покачивало, что было неудивительно после болезни, но она ясно ощущала, что ей несравненно лучше. Тело уже не ломило, голова не раскалывалась, а руки и ноги ее слушались.